Тогда я впервые осознала, что кого-то может не интересовать мое тело.

Кто-то не воспринимает его, как оболочку, бездушную массу, которую можно использовать по собственному усмотрению.

Это как ни странно отрезвило. И я тянулась к Джексу, чтобы показать другие стороны. Те, которые открыл во мне Энзо.

– Тебе нельзя ходить.

– Как и тебе. Но вот мы здесь.

– Вот мы здесь, – повторил он, и я снова обхватила его подбородок.

– Не смей испытывать чувство вины. Мне нужна твоя ярость. Каждая чертова капля. Ты жаждешь крови, Джекс?

Серые глаза потемнели и в них зажглись искры тьмы, которые я знала и любила. Вот что мне сейчас действительно было нужно. Привычная обстановка, атмосфера, хаос, который вносили Соколы в мои будни. А не нависшее над нами облако поражения.

– Никакого чувства вины. Никаких мыслей на этот счет. Держись за месть. – Я дождалась, когда он кивнет, и продолжила, – Мы нужны сейчас Таре и остальным. Ты услышал меня?

– Да.

– Пошли.

Мы медленно добрались до палаты Тары. Ройс, сидящий возле ее кушетки, устало вскинул голову. Его губы приоткрылись, но я вскинула ладонь.

– Алекс, – улыбнулась Тара, и я не сдержала слез. Мне нужно было почувствовать ее тепло, очутиться в хрупких объятиях и услышать ровное сердцебиение.

Я аккуратно легла к ней, морщась от пульсирующей боли, волной исходивший от раны. Тара всхлипнула, сдвигаясь на край кровати. Ее длинные волосы щекотали кожу, но я жадно уткнулась в непослушные пряди и вдохнула сладкий аромат, присущий только ей.

– Мы в порядке, – повторяла я, пока Тара тихо плакала.

– Еще немного поболит и перестанет. – Эти слова говорил ей Ройс, когда она, будучи подростком, разбивала себе коленки. Они действовали на нее каким-то целебным образом. После их повторял и Минхо, и Билл, и даже Джекс. Тара всегда была особенной для каждого из нас. И одна только мысль, что мы могли ее потерять, уничтожала меня изнутри.

Ройс прикатил две кровати, чтобы нам было удобнее лежать. Джекс ворчал, что чувствует себя хорошо и не хочет спать, но Броуди угрозами загнал его в постель и не сводил с него глаз.

Вокруг нас что-то происходило: палата наполнилась диванами, ароматом горячего чая и выпечкой. Реджина время от времени фыркала из-за нашей беспечности, но стоило Таре ойкнуть, как она с грудой таблеток оказывалась возле нее.

– Здесь кто-нибудь будет соблюдать постельный режим? – Возмущалась она, забирая градусник из моих рук.

Ближе к ночи проснулась Пэйдж. Пыхтя, она притащила кровать в нашу палату и легла позади Тары, попутно разбрасывая угрозы. Под раздачу попала Реджина, которая, как я поняла, отвесила ей пощечину.

– Ты не отомстишь ей? – Продолжала возмущаться Пэйдж, когда я оставила ее слова без внимания.

Каким-то образом мы все разместились в одной палате.

Все, кроме одного человека, чей взгляд преследовал даже под полу прикрытыми веками. Я не стала бороться со сном, но перед тем как уснула, почувствовала его присутствие. Он молча стоял в дверях и смотрел на меня, излучая непривычное спокойствие, волны которого захлестнули даже меня.

Ни один кошмар не смог пробиться сквозь Соколов. Эта ночь оказалась самой спокойной в моей жизни.

– Официальный больничный, – отрезала Анна.

– Ты не поступишь так.

– Уже. Постельный режим всем троим. Ройс, Минхо и Билл будут заниматься солдатами.

Минхо, стоящий возле стены, издал одобрительный звук. Мы находились втроем в палате, пока Джексу и Таре делали какие-то процедуры, а остальные снова исследовали территорию 30 сектора. Я не могла оставаться в стороне, но была прикована к капельнице и к кровати. Удушающая атмосфера больницы доводила меня до исступления. Плохой сон, постоянный гул в ушах и отсутствие чувства безопасности вызывали больше эмоций, чем я готова была испытать. И если Соколы поддерживали видимость того, что контроль все еще в моих руках, Саша вел себя со мной, как строгий лечащий врач. И от этой навязчивой заботы меня тошнило гораздо сильнее, чем от таблеток.