В просторной комнате горели свечи, много свечей. Пахло свежесрезанными цветами и почему-то, шоколадом. Я не ела со вчерашнего дня и у меня предательски заурчало в животе. Он вышел мне навстречу из тени, тот кто с грацией слона в посудной лавке, уверенно рушил мою жизнь. Глянул на меня знакомыми уже темно-серыми глазами и допустил лёгкую улыбку. Одет он был безукоризненно, а на мне прошлой ночью ещё надетая водолазка и лосины, длинные волосы спутаны.

— Потанцуем? — сказал он.

И протянул мне руку.

5. Глава 4. Мартин

В ее глазах мелькнуло узнавание и она отшатнулась. Прежде я был для неё чем то неведомым и страшным, а теперь, увидев меня во плоти она обрела немного прежней уверенности. Руку отдернула свою, а потом…занесла ее для пощечины. Я перехватил ее за запястье и сжал так, что она охнула.

— Твои родители не сумели тебя правильно воспитать? Разве так принцессы должны отвечать на приглашение потанцевать?

Юстина сморщилась. Даже такой она была невероятно красива. Со спутанными волосами, заплаканным лицом, в несвежей одежде.

— Ах да, — продолжил я, не дождавшись ее ответа. — Какая же ты у нас теперь принцесса? Без красивого платья, бриллиантов, свиты…кто ты у нас теперь?

Она дёрнула свою руку назад с такой силой, что когда я ее отпустил, едва не упала.

— Я знаю, кто вы, — запальчиво сказала она. — Вы подлец. Негодяй. Обманом проникли на чужой праздник, приказали своим людям избить отца, привести меня сюда…мой отец…

— Ваш отец ничтожество, — спокойно сказал я. — А вы ничего не сможете сделать. Ни вы, ни ваш жених, где бы он не был, ни ваш отец.

— Мой отец самый достойный человек из всех, кого я знала! Вы не имеете права даже говорить о нём!

О, она была такой гордой в этот момент. Папина дочка, не видевшая жизни, привыкшая всегда быть правой. Сегодня только первый день, скоро она поймет, что одна человеческая жизнь не решает вообще ничего. И то, что от одной смазливой девочки ничего не зависит поймёт тоже.

— Иначе что? — подтолкнул ее к действиям я.

Она ничего не могла сделать, ровным счетом ничего, но негодование горело в ней, требуя выхода. Избалованная девочка не придумала ничего лучше, как подойти к тяжелой вазе, полной цветов и толкнуть ее с постамента вниз. Ваза раскололась на десятки кусков.

— Убирай, — спокойно сказал я.

— Не буду, — вздёрнула подбородок она.

Я вздохнул — надеялся, что не будет так скучно. Надеялся, что она будет более оригинальной.

— Архип! — крикнул я.

Архип вошел бесшумно, он вообще на удивление тихо для его габаритов передвигался. Я закурил, стряхивая пепел на нежные кремовые лепестки, перемешанные с осколками, а Архип тихонько взял Юстину за загривок и вынудил отпуститься на колени перед разбитой вазой. Я затушил сигарету, жалея о том, что у меня нет плети с собой, расстегнул и вытянул свой ремень. Один короткий замах, я не хотел избивать ее, и Юстина со вскриком дёрнулась. Второй. Водолазка задралась, обнажив часть спины с длинной розовой полосой — следом ремня. Это ужасно возбуждало, и мне хотелось бы прямо сейчас поставить ее на четвереньки, и здесь же, на осколках трахнуть.

Но я хотел растянуть удовольствие. Если сломать человека быстро, он быстро перестаёт бояться, его восприятие страха притупляется. Я буду действовать медленно, ломая ее шаг за шагом. Сегодня папина девочка и принцесса узнала, что ее могут ударить. Что не все происходит по ее воле и желанию.

— Больно? — сочувственно спросил я, опускаясь перед ней на корточки. — А представляешь, как было больно твоему отцу ночью?

— Хватит! — воскликнула она.

Первые удары это всегда больно, а она терпела, не плакала, девочка, которая считала себя храброй.