Где-то еще в самом начале я упускаю нить разговора. Мы ждали тебя… ждали… долго…

Накручиваю на палец темный локон дочери. Делаю глубокий вдох. Напряжение медленно, капля за каплей отступает. Дышать становится легче.

- Почему я не пришла?

Ярослав кивает.

- Потому что меня не пустили в эту замечательную клинику. Выставили как собачонку. Даже не сказали, зашли вы внутрь или нет. Представь мое состояние, Строков! – начинаю едва слышно, но к концу голос срывается на крик. – Представь, что я почувствовала! Я думала… Я подумала…

Новая волна страха и слез сжимает спазмом горло. Больше не могу говорить.

- Повтори.

Я продолжаю одной рукой размазывать по щекам слезы и всхлипывать.

- Повтори, - Ярослав хватает меня за руку и дергает.

Поднимаю удивленный взгляд сначала на его руку. От нее по коже расползается обжигающее тепло. Вокруг приподнимаются волоски.

Потом на его на лицо мужа.

Его глаза полыхают яростью из-под сведенных на переносице бровей. Высокий лоб рассекает глубокая складка.

- Что именно? Что ты унес моего ребенка в неизвестном направлении? Или как я подумала, что больше не увижу ее никогда?

- Нет, - Ярослав дергается, словно от пощечины. В карих глазах на миг появляется растерянность, но злость и безумие быстро гасят его. – Про то, что тебя не пустили.

- Меня не пустили в эту клинику. Сказали, что в списках меня нет и войти я не могу. А…

- Ясно, - Ярослав резко поднимается. – Подожди меня, пожалуйста, здесь.

Я не двигаюсь.

- Не уходи, - звучит уже как приказ.

Киваю.

София что-то радостно и увлеченно рассказывает мне на смеси человеческого и младенческого. Я даже не пытаюсь вникнуть и понять. Просто прижимаю своего ребенка к себе. Глажу шелковистые волосики, спинку, целую ее макушку.

- Мое солнышко, моя роднуличка. Мама так испугалась…

Не знаю, сколько мы так сидим. Я никуда не тороплюсь. Просто впитываю тепло родного человечка и радуюсь этому.

Позади слышится грохот дверей. Вздрагиваю.

Следом за быстрым широким шагом раздается перестук каблучков.

- Ярослав Михайлович, - истерический женский голос скребет по нервам. – Это досадная случайность. Ваша жена она не так поняла… подождите.

- Полина, - Ярослав оказывается рядом. Наклоняется, подхватывает меня под руки и поднимает. - Нам пора. Идем.

Быстро оценив мое состояние, Ярослав забирает из моих рук наше сокровище и ключи от машины.

- Ярослав Михайлович! – прямо перед нами оказывается раскрасневшаяся женщина в суперобтягивающем «строгом» платье. Ее грудь пятого размера тяжело вздымается и норовит вот-вот выскочить из низкого выреза. – Позвольте нам сгладить неприятное впечатление от этой досадной случайности…

На эффектно обтянутой груди женщины огнем горит металлический бэйдж с гравировкой «администратор».

- Что? – в мужском голосе звенит сталь. - Досадная случайность? Мою жену не пустили на порог! И это при том, что я предупредил вас на ее счет. Это по-вашему случайность?

- Да, я понимаю, что это выглядит…

- Херово! – резко обрывает Ярослав попытки администратора сгладить конфликт. – Мою жену оставили на улице на жаре, позволили просидеть все это время прямо на ступеньках!

Администратор ахает и участливо кивает головой.

- Но мы… - пытается она вставить слово.

- Вам повезет, если вы не закроетесь или не вылетите на улицу полным составом после того, как Дмитрий Михайлович узнает о случившемся.

Миленькое личико напротив нас вытягивается, в глазах плещется страх, губы округляются.

- Дмитрий Михайлович Воронцов? – она судорожно сглатывает.

- Он самый, – хищно щурится Ярослав. – Наберу вашему учредителю, как только доберусь до дома. Расскажу, как в Курске держат марку!