Слава Богу, я жива! Значит, девчонки всё-таки вернулись за мной, обнаружили меня на полу без сознания и вызвали экстренную помощь. Меня госпитализировали, и сейчас я, конечно же, лежу в палате под присмотром врачей. Интересно, сколько мне придётся оставаться здесь и в какую сумму обойдётся госпитализация? – размышляла я, попутно радуясь ясности своего рассудка.

Теперь, когда моя жизнь была вне опасности, больше всего меня беспокоило, когда я смогу выступать снова и как ко всему случившемуся отнесётся Шалар. Уезжать домой, если вдруг он решит избавиться от меня, было слишком рано. По той простой причине, что я ещё не успела накопить сумму, которую от меня требовали кредиторы моего бывшего мужа...

- Бегга, она дышит! Ну-ка, неси сюда уксусную эссенцию! Живо! – Незнакомый женский голос, произносивший слова на незнакомом языке, прозвучал прямо над моей головой.

Я точно знала, что никогда прежде не слышала этот язык и не говорила на нём, но сейчас почему-то понимала его. Этот язык был отдалённо похож на французский, который я изучала в школе, и в то же время имел непривычное звучание. Как будто искажённая латынь. Но тогда, может быть, это был старофранцузский?

Пока я искала ответ на возникший вопрос, раздался стук деревянных башмаков и кто-то, запыхавшийся от быстрого бега, прерывисто сказал:

- Вот... ваша светлость, нашла!

В следующую минуту мне в нос ударил крепкий запах уксуса, в горле запершило, и я закашлялась. Глаза наполнились слезами.

- Ну же, Беренис, давай! Приходи уже в себя, – сердито проговорила женщина, до этого требовавшая уксусную эссенцию. – Нашла время падать в обморок! Как будто не знала, что этот день настанет!

Кто эта женщина? Почему она называет меня Беренис? Имена «Вероника» и «Беренис», безусловно, имеют одинаковое значение: «приносящая победы». Но, может быть, этой незнакомке, говорящей на странном языке, больше нравится звучание имени Беренис? Только вот я совсем не узнаю её голос...

Скорее всего, это врач местного госпиталя, а другая, помоложе, медсестра, – я пыталась найти объяснение, которое успокоило бы охватившие меня смутные сомнения. – И говорят они на ландонском диалекте... Что ж тут такого необычного? Вон и в Бретани, и в Эльзасе, и в других регионах Франции местные жители всё ещё общаются между собой на языке своих предков...

Хорошая попытка, Вероника, – отозвался на мои мысли пробудившийся внутренний голос. – Но часто ли тебе попадались медсёстры, которые называют врачей, пусть даже и главврачей, вашей светлостью?

- Ваша светлость, глядите, у мадемуазель Беренис, кажется, разбита голова, – произнёс девичий голос, в котором, помимо тревоги, звучала вина.

В самом деле, вряд ли в медицинской субординации предусмотрена такая формула обращения младшего по должности к старшему, – подумала я, снова услышав слова «ваша светлость».

И, словно желая подкинуть мне побольше пищи для размышлений, старшая тут же строго отчитала младшую:

- Если из-за этой раны она не сможет встать и выйти к гостям, я велю тебя выпороть на замковом дворе в присутствии всей прислуги, Бегга! Твоя госпожа шлёпается на пол, а ты стоишь разинув рот вместо того, чтобы поддержать её! Она ударилась об угол камина или стола?

- Об угол камина, ваша светлость.

- Поверни ей голову. Я хочу посмотреть на рану.

Сначала кто-то (это точно была медсестричка!) аккуратно повернул мне голову набок, а потом я почувствовала на ней пальцы другой женщины – той, что постарше. Их прикосновение я бы не назвала осторожным: это как если бы в мою кожу, в мои волосы вцепились когти хищной птицы. Я застонала от боли и попыталась подняться, но сильная рука женщины, стоявшей надо мной, удержала меня на месте.