– Этого мало, – перебил Сато. – Дело не в аргументах и питании как таковом. Дело в двойных стандартах. Им можно то, чего нельзя мне.

– Не забывай, что ты в теле ребенка, они просто заботятся о тебе.

– Это больше похоже на попытку подавить мою волю. Если они говорят мне, что есть брокколи полезно, то пусть сами тоже едят брокколи. Польза, кстати, плохо сочетается с курением, не так ли? Но это не мешает папаше дымить хуже паровоза. Зато вот спорт очень полезен, но в этой семейке нет ни одного спортсмена. Для них полезное – это «я так сказал». Чем не аргумент тюремщика?

Даша кивнула, вдруг поняв, насколько трудная предстоит работа. Как уместить контр-адмирала в ребенке?

– Они делают это неосознанно, ты же понимаешь? В любом случае: ты ребенок, они взрослые. Это нормально, что тебе можно меньше, чем им, они несут ответственность за тебя. Вот вспомни свое детство, Сато. – Даша впервые назвала его этим именем. – Как вели себя твои родители?

– Я офицер карательного корпуса! – вдруг вспыхнул мальчик.

– Извини! – Даша подняла руки. – Я сказала что-то не то?

– У меня не было родителей!

– Ладно, но у тебя же были…

– Меня вырастили в пробирке. Я вышел из капсулы шестнадцатилетним мужиком и отправился получать форму.

Даша снова зафиксировала важный момент: уточнить настроение матери во время беременности и в первый год после родов. Скорее всего, у нее была депрессия, а значит, возникла узнаваемая параллель. Эмоциональное отсутствие мамы у Кости превратилось в полное ее отсутствие у Сато. Даша предприняла последнюю попытку.

– Ну кто-то же тебя воспитывал?

– Устав корпуса.

– А кроме устава?

– Сержант.

– Вот, например, – обрадовалась Даша и хотела развить мысль, но Сато перебил ее.

– В семнадцать лет я выбил ему зубы и переломал ребра.

– И что он сказал? – сама не поняв зачем, спросила Даша.

– Что он гордится мной. И если я не возглавлю корпус, то он нассыт на мою могилу, – улыбнулся Сато.

Даша невольно клацнула зубами, но быстро взяла себя в руки и уточнила:

– А почему ты не считаешь свое воспитание издевательством и пленом?

– У такого обучения есть цель. Да, я прошел жесткую подготовку, но она сделала из меня того, кто я есть, – не без гордости ответил Сато.

Даша хотела спросить, в кого же его превратила такая подготовка, но засомневалась, что нужно делать это сейчас.

– А в нынешней ситуации цели нет? Почему это не подготовка?

– Кого? – усмехнулся Сато. – Половой тряпки, о которую любая сволочь будет ноги вытирать?

«Снова женский род в негативном контексте», – зафиксировала Даша и решила не обострять.

– Но ты ведь понимаешь, что твои родители неосознанно создают обстановку, которая кажется тебе несправедливой?

– А страдать должен я? Кстати, ты упомянула сестру. Эта клуша только и делает, что ноет. Она полдня ревела из-за того, что не нравится мальчикам. Я не шучу – часов семь! Заметь, у нас с ней одна комната!

– В ее возрасте такое бывает…

Даша не успела договорить, Сато ее перебил:

– Я просто сказал ей, что она либо начнет что-то менять, чтобы привлекать мужиков, раз уж для нее это так важно, либо будет ныть и пускать сопли всю жизнь! Сказал, что всем насрать на ее трагедию, кроме нее самой. И если она не поднимет жопу и не будет стремиться к своей цели, то сдохнет старой девой. Ты бы видела реакцию родителей.

Даша прикрыла глаза и невольно улыбнулась.

– Нельзя сказать, что ты не прав в плане содержания, но… Ты бы мог сказать это в более… приемлемой, деликатной форме.

– А что тут неприемлемо? – искренне удивился Сато.

– Я имею в виду, это звучит очень грубо, понимаешь?

– Нет.

И он действительно не понимал. Даша усмехнулась. Это будет непросто.