Смолы на ближних с мостом берёзах не оказалось – вероятно, мальчишки побывали тут. Зина, придерживаясь края берега реки, направилась к лесу. Сашка шёл за ней, махая прутом. Вниз из-под ног его катились камешки и, булькая, тонули в реке. Так как тётка утром пресекла Сашкины вопросы, то их накопилось у него слишком много. «Почему весной на деревьях смола? Почему около воды гладкие камни? Почему пела, а теперь не поёт птица?» Зине вопросы его надоели, и она ускорила шаги. Сашка, махнув рукой, задержался. В одном месте на камне лежала палка. Сашка подошёл к ней и тронул прутом. Палка зашевелилась. Зина, оглянувшись, увидела гадюку. Дико заорав, она подбежала к малышу и оттащила в сторону. Змея зашипела. Зина, держа Сашкину руку, прыгнула вниз, к реке. Сверху что-то свалилось – то ли змея, то ли ветка, но Зина, испугавшись, метнулась в воду, продолжая держать Сашку за руку. И не достала дна… Оба окунулись с головой. Зина плавала хорошо, потому сразу вынырнула. Сашка, дрожа, мёртвой хваткой схватил её. Обоих понесло течением. К счастью, Зина почувствовала ногами дно. И берег в этом месте был не отвесным. Придя в себя и не отпуская руки малыша, который весь дрожал, Зина выбралась на сушу. Лес подступил к воде; тень от прибрежных деревьев купалась в ней. Недалеко рубили дерево, вот оно упало, треща ломающимися ветками.
– Снимай рубаху и штаны! – стуча зубами, прикрикнула Зина.
Она помогла малышу снять рубаху, а штаны он, отвернувшись, снял сам. Отжав его тряпки, Зина потрясла их и приказала:
– Теперь оденься, на солнце досохнешь.
Платье Зина с себя не сняла, только отжала внизу.
– Пошли быстрей, надо согреться, – приказала Зина и направила шаги к лесу, не выпуская Сашкиной руки.
Они вышли к поляне. Солнце светило ярко. Окружали поляну старые толстые берёзы.
– Тут и наскребём! – обрадовано сказала Зина.
– Зина, – оправившись от испуга и согревшись, Сашка вернул привычку задавать вопросы, – правда, что русалки любят посидеть на камнях?
– Наверное, правда.
– Я знаю, почему: им холодно в воде, вот они и греются.
Из леса шли они, едва передвигая ноги. Зина несла кусок бересты, на которой лежал тонкий слой смолы. Как отполированная, она отражала лучи солнца.
– Смотри, как красиво! – восхищённо сказала Зина.
– Смолы не видела? – буркнул Сашка.
– Эх ты, – осуждающе сказала Зина, – не любишь красоту, – и, мечтательно улыбаясь, продолжила: – А я люблю смотреть на облака, на птичек.
Полины дома не было.
– Где же мама? – вздохнула Зина, положив бересту на лавку.
– Сплетни собирает, – брякнул малыш и осёкся, увидев неодобрительный взгляд сестры.
– Иди, умойся, болтун, где мыло, знаешь!
Сашка, с ковшом, отправился за водой, в сени. Мимоходом глянув в окно, он увидел приближающуюся тётку; она размахивала руками, улыбалась и что-то себе говорила.
– Милые мои! – воскликнула Полина, распахнув дверь.
Она сияла, казалась молодой, даже косынка как-то по-девичьи легла на плечи её, волосы же ниспадали ей на лоб, и она ладонью их поправляла. Сашка хорошо знал эту правую ладонь – на ней отсутствовало полмизинца, но оплеухи она отвешивала такие, что после даже одной долго шумело в голове. Но сейчас тётка с лаской тискала его и Зину.
– Милые мои! – воскликнула. – Война кончилась!
На детей сообщение подействовало по-разному: Зина засмеялась, а Сашка громко захлопал в ладоши и заорал:
– Теперь много хлеба будет! И каши манной сварим!
Манная каша – его мечта, за неё он отдал бы, не задумываясь, рогатку Вовкину, которая временно перекочевала в его карман.
Лицо у тётки было розовым, щёки сияли от капель пота, а изо рта пахло как от пьяного деда. «Сегодня она добрая!» – подумал Сашка. Но главными для него были её последние слова.