– Слушайте, это ж Хайка!

– Да ты шо!

– Та, шо за школой жила? – вставила третья.

На вопрос никто не собирался отвечать, первую восклицающую особу буквально распирало от желания посмаковать Хаину, простите, задницу:

– Она что еще поправилась? Ну и жопа!

– Кошмар, – визгливо поддакнула другая.

– Говори тише, – толкнув локтем подругу, опасаясь гнева Хаи, и украдкой поглядывая в сторону убегавшей, громко прошипела третья особа.

– Ах! Что ты волнуешься! Если бы я не была уверена, что она, ко всему прочему еще и глуховата, я бы никогда так спокойно не говорила.

Все, до кого в очереди дошли эти фразы, захихикали.

Дальше эстафету перехватили снова дедули.

– Фу! – было слышно, как дедушки разом выдохнули.

– Ну как тебя угораздило жениться на Хае? – в сердцах воскликнул Зяма, – она страшная такая!

– Ну, подумаешь – немножко косая!

– Немножко?! Та ты шо, когда она плачет, у неё слёзы текут по спине крест-накрест!

– Так это мамин выбор, – виновато, промямлил Муся. Она мне говорила, что бы я никогда не женился на красивой девушке – она может меня бросить.

– Так и некрасивая тоже может бросить.

– А вот это уже другое дело!

И дедули опять загигикали.

– А вот моя мама, кинулся в воспоминания Зяма, – всегда мне говорила:

– Сынок! Первая жена у тебя должна быть хохлушка.

– Как же так, почему? Ты же еврей. – смутился Муся.

– И я так же спросил маму, почему, а она сказала, что» Хохлушки – красивые. Хохлушки вкусно готовят. Она из тебя сделает дородного мужчину. Потом ты разведешься и женишься на еврейке.»

– Почему? – еще больше недоумевал Муся.

– Ну так и я спросил ее, почему? И получил оплеуху за несообразительность.

– Во-первых, – сказала мне мама, – ты еврей. Во-вторых, еврейка – жена – это связи и блат. И вот когда ты обзаведешься связями, положением в обществе, детьми, ты разведешься и женишься на цыганке.

– ?! – Муся окончательно запутался в расчетах Зяминой мамы, скорчив, при этом соответствующую «рожу».

Понимая немую сцену Муси, Зяма продолжал, с серьезным выражением лица:

– Маме очень нравилось, как красиво цыгане хоронят.

– ?!

– Ты шо, поверил? Я ж смеюсь!

И шаловливые старики опять разгоготались, покашливая и постукивая друг друга по спине.

Далее был черед Муси, так его называл Зяма, копируя манеру Хаи:

– А помнишь, я был у Киеви в том году?

– Таки да, ты был у Киеви, я помню.

– Так я тебе скажу, там такие хохлушки!

– Шо, лучше наших?

– Ну как можно сравнивать?! – возмутился Муся. – Вот у меня было интимное свидание с одной, э-э-э! Ах!, – взбодрившись и причмокивая от удовольствия, Муся, которому стукнуло уже лет восемьдесят, по подсчетам Сары, добавил восклицая:

– Уж теперь-то я знаю всё точно!

– Так расскажи, наконец! – теряя терпение и брызжа слюной от зависти, торопил его Зяма.

– Слухай: на ней была накидка с капюшоном из люрекса – ничего подобного вы здесь не отыщете.

А когда она её скинула, то под ней оказалась блузка из розового шифона, прозрачная, как стекло! А юбка её была вся сплошь покрыта блёстками, так что на неё даже смотреть было больно. Потом она сняла юбку…

– И шо? – нетерпеливо твердил Зяма.

– И шо. – перекривил его друг, – Бельё у неё было отделано валлонскими кружевами лилового цвета и прошито серебряными нитями… Подвязки были украшены драгоценными камнями…

– И шо? – теряя и терпение и самообладание, долдонил Зяма.

– Потом она сняла с себя и бельё, и подвязки…

Зяма смахнул со лба капли выступившего пота, движением руки, которая ухватилась за запястье счастливого рассказчика, он дал ему понять, что нужна короткая передышка, и спустя пару секунд, опять воскликнул:

– И шо?

– Ну, шо – шо, шо – шо? – Муся, разочарованно махнул рукой,