Я погружалась в чистоту линий и невинность белоснежного листа, почти шелкового на ощупь, где рождался мой новый мир, сотканный из моих переживаний и ощущений настолько острых, как кончик наточенного карандаша, что способен проткнуть кожу своим острием.

Это был мой транс.

Мой маленький экстаз, куда я могла погрузиться, не обращая внимания ни на что вокруг, и главное никому не мешая, даже если второй отрезок нашего пути был преодолен, и все машины остановились в укрытии кромки леса, чтобы мужчины смогли размять онемевшие от и напряжения тела.

Снова захлопали дверцы черных машин и послышались голоса снаружи, к которым я уже не прислушивалась, зная, что им лучше не мешать.

Это хорошо, что все были заняты своей работой, и никто сейчас не мог видеть, чем именно я занималась.

Ох, папа точно не был бы доволен мной!

Но что было поделать, если листочки и цветочки не шли ни в какое сравнение с тем, что я видела?

Боже, это тело и глаза!

Я рисовала его, задыхаясь от эмоций, которые душили меня!

Я сама себе напоминала наркоманку, которую порвет от ломки, если я не сделаю этого прямо сейчас!

Кусая тонкий карандаш обветренными губами, оттого что постоянно прикусывала их, мои пальцы подрагивали от совершенства линий, которые струились по бумаге, давая мне то, что было далеким и недоступным.

…я словно могла прикасаться к нему кончиками пальцев, рисуя на белом листе.

Эти плечи. Эту грудь. Мощный торс. Длинные ноги.

Каждую тугую венку на его руках, каждую смоляно-черную волосинку, каждый кубик пресса и даже шрамы на груди, которые рассекали идеальную светлую кожу, словно удар молнии, расходясь лучиками в разные стороны, совершено не симметрично.

Во мне не было жажды сильнее, чем запечатлеть его только для себя, даже если его образ стоял в моей голове так четко, что я словно ощущала аромат его тела, даже сидя в машине.

- У меня нет родинки на бедре.

Я не просто вздрогнула.

Я дернулась всем телом от неожиданности, тут же сломав острый кончик карандаша, который до этого порхал по бумаге, при этом сломав и свой мозг за единую секунду!

Как он оказался здесь?!..

Разве зря я волновалась и переживала, что мы оставили новенького в полном одиночестве на месте первой стоянки, безуспешно названивая Нилу, чтобы выяснить всё досконально не только об этом человеке, но и ситуации в целом?

Но как бы я не пыталась придумать хоть что-то логичное, вывод был только один – вероятно, у этого наглеца и чертова красавца было собственное средство передвижение, на котором он гонял, не завися от машин охраны.

Почему-то подумалось про мотоцикл, даже если пока я не могла понять, как он умудрялся гонять на нем в таком вот виде - с голым торсом и по-прежнему босиком.

Я бы взвизгнула, если бы только могла дышать, стыдливо опуская дрожащие ресницы, и пытаясь спрятать рисунок под кипу чистых листков с набросками, когда его рука невероятно быстрым и практически незаметным движением протиснулась через приоткрытое окно, придавив широкой ладонью собственное изображение на моих сжатых коленях.

Кровь прилила к лицу слишком быстро, чтобы я успела скрыть своё смущение и стыд.

Боже! Он рассматривал себя на белоснежном листе бумаги - прекрасного…и обнаженного.

Его черные густые ресницы даже не дрогнули, пока мужчина рассматривал рисунок, не показывая никаких эмоций, и лишь молча постучав длинным пальцем по тому, что принял за родинку, явно не представляя, что я готова провалиться сквозь пол машины и еще пару метров земли, лишь бы не видеть его глаза, которые не касались меня, но не отрывались от листка.

-…знаю, что нет родинки, - шепнула я, не сразу сообразив, что выдала себя с потрохами, - …рука дрогнула…