– Гы-гы, – промычал Фред. – Какой же у Джека подарочек для меня, а, сопляк?

Гостиная содрогнулась от хохота, а у Тима потемнело в глазах от внезапной и ужасной мысли, которая подобно молнии пронеслась у него в голове. Кажется, что он – и есть подарок для этого длинного, худощавого и тупого мужика со смуглым лицом.

– Джек всегда подкидывал мне молокососов, пока я гнил в тюряге, – подтвердил его догадки Фред. – А знаешь, за что меня посадили?

Тим быстро замотал головой и почувствовал, как большой комок подбирается к горлу, а глаза застилает туман.

– Я хочу, чтобы ты сам догадался, – Фред продолжал лыбиться. – Так мне будет приятней.

Тим опустил голову, и крупная слеза упала в тарелку с остатками супа.

– Говори! – Заорал длинный, резко вставая и хлопая ладонями по столу.

Комок наконец подступил к самому горлу, и Тим разрыдался, вызывая новый взрыв хохота, настолько мощный, что казалось, будто внутренности вибрируют. Похожие ощущения можно испытать на любом рок-концерте, если встать неподалеку от мощных колонок. Утерев рукой слезу, Тим поднял глаза и посмотрел на неровные желтые зубы Фреда.

– За… за совращение малолетних.

– А особенно мальчиков, – прошептал тот, изображая страсть. – Я наряжу тебя в женский костюм. Мне так больше нравится.

Второй раз за день Тим Фоллис пребывал в полной уверенности, что его жизнь закончена. Он снова всхлипнул и бросил взгляд на дверь, а в следующее мгновение резко вскочил, отшвырнул тарелку и побежал. Все окружающие звуки слились в один глухой гул, как будто доносились откуда-то издалека. Тим смотрел только на дверь, но она почему-то вовсе не приближалась, а только отдалялась от него, словно кто-то потянул за веревочки и растянул пространство. Тим почувствовал фантомное прикосновение к своей левой руке, которая, судя по ощущениям, находилась от него так же далеко, как и дверь. В висках ударами маленьких, но сильных молоточков, застучал пульс, и весь мир начал терять краски и погружаться в темноту, а пол начал уходить из-под ног. Из окружающего гула можно было отчетливо выделить только один звук – тот, с которым смеется проклятый извращенец: «Гы-гы-ы». А затем Тим потерял сознание.

5

Окружающий мир твердо отказывался возвращать краски, будто оставаться в кромешной темноте ему было комфортнее. Тим точно знал, что он очнулся, и об этом свидетельствовали легкая головная боль и железный привкус во рту – признаки состояния, которое приходит после обморока. А еще Тим точно знал, что его глаза открыты и находятся на своих местах – тогда куда, черт побери, пропал весь окружающий свет? Даже ночью не могло быть так темно.

Тим почувствовал учащенное сердцебиение и нарастающую панику. Ему вовсе не хотелось становиться слепым. Уж лучше видеть этот оставленный человечеством мир, полный убийств и разврата, чем не видеть ничего. Тим открыл рот, но крик застрял где-то ниже горла, а слезы начали течь по его щекам, на которых только-только начали появляться первые темные волоски. Тяжело дыша, он смахнул слезы и закрыл глаза, а затем снова открыл – и снова увидел лишь темноту.

Дрожащие руки медленно опустились и нащупали пол. Он был довольно прохладным и, самое главное, ровным и искусственным – значит, Тим все еще находился в доме. Наверняка, в одной из многочисленных комнат где-то на втором этаже.

«Без паники, дружище, только без паники, – убеждал внутренний голос, – это сейчас не поможет. Попробуй понять, где ты находишься».

«И что это даст? – скептически произнес другой, мистер Пессимист, – ты все равно ничего не увидишь, так какая разница, где?»