, возможно, способен оценить его даже лучше, чем другие – просто потому, что он проник в абсолютную глубину и всех вещей, и той Тайны, знаками которой они являются. Он обнаружил «другой берег» – Реальность, по отношению к которой всё лежащее на «этом берегу» есть лишь знак, словно следы, по которым в конце концов «узнают всё сущее» (Брихадараньяка Упанишада, 1.4.7 [36]). Он больше не может исполнять свою роль в мире: это удел тех, чьё призвание – участвовать в божественной лиле во всей вселенной. И он также хорошо осведомлён об опасностях, подстерегающих тех, кто живёт на уровне знаков. Знаки могут служить опорой на пути вверх, подобно следам, указывающим верный путь; но и сами по себе эти знаки столь чудесны, что зачастую люди просто останавливаются на их уровне, забывая о той цели, на которую они указывали, – о другом береге!

По этой причине садху не ищет удовольствий, которые может предложить этот мир. И, тем не менее, у него всё ещё остаются некоторые базовые нужды: пребывая в этом теле, он нуждается в пище для поддержания жизни и одежде, защищающей от холода и жары. Однако, выбирая приемлемое и необходимое для себя, он будет руководствоваться не столько правилами, установленными в шастрах (писаниях), сколько внутренним чувством различения, вивекой, которое без устали шепчет: «Довольствуйся столь малым, как только возможно, и лишь тем, без чего невозможно прожить»…

В отношении пищи общее правило санньяси таково, что он должен принимать её подобно лекарству – не для наслаждения вкусом, но лишь для поддержания жизни тела. И, разумеется, он должен строго придерживаться вегетарианской пищи. Кроме того, как требует Мундака Упанишада, ему следует питаться лишь тем, что он получил в качестве подаяния; и в Индии это даже более важная характеристика отшельника, чем монашеское одеяние. Ибо, воистину, у него больше нет дома с очагом, на котором он мог бы приготовить пищу, да и её приготовления, как отвлекающего фактора, ему следует избегать. Но еще важнее во всех вопросах качества, количества и даже самого наличия пищи – полностью зависеть от других, ибо таково наилучшее упражнение в предании себя божественному Провидению. Совершенная ненадёжность и отсутствие какой-либо опоры в этом мире суть самая основа санньясы. В конце концов санньяси больше не обязан совершать никаких действий и исполнять никакую карму. Он освободился от всех обязательств в этом мире, в том числе и по отношению к своему собственному телу. Он больше не может трудиться, чтобы зарабатывать себе на жизнь, ибо все его поступки отныне направлены лишь на внутреннее созерцание.

Его нищета и совершенная свобода снова проявляются и в одеянии санньяси: его одежда пока так же скудна, как и пища, потому что на практике ещё невозможно иначе. Но Упанишады утверждают, что по мере всё более глубокого погружения во внутренний опыт, его тело будет всё меньше нуждаться в одежде. И, в конце концов, садху должен будет довольствоваться любым обрывком ткани, подобранным на обочине и пригодным лишь для набедренной повязки (каупинам), или и вовсе ходить обнажённым. Ему не важно, что могут сказать об этом люди: если он обнажён, то не для того, чтобы привлечь к себе внимание – его внешняя нагота должна быть лишь отражением внутренней обнажённости и свободы от всех желаний, а иначе она будет показной и притворной.

Свободный от забот и желаний садху идёт по миру, словно вовсе к нему не принадлежащий. Ничто и никак не затрагивает его (ср. 1 Кор. 7:29-32). Как говорят древние тексты, он подобен слепому, глухому и немому. Ему безразличны слава и позор, поскольку он вышел за пределы всех