Спустя несколько минут Ваня добрался до Сенатской площади. И вновь рядом никого.

«И куда это все подевались…» – подумал он: «Спят все что ли? Вроде не должны – время ещё детское!» Посмотрел на часы на мобильнике. Полночь. «Может быть, никого нет, потому что метро закрыли?» – оглянулся. Становилось по-настоящему жутко, осознавая, что ещё днём тут гуляли целые толпы, а сейчас ни единого человечка, а тишина мёртвая, будто как на кладбище. По телу Вани пробежали мурашки.

«А вдруг я сплю?» – ущипнул себя за кисть. Тут же руку пронзила колющая боль, да такая, что Ваня аж вскрикнул.

«Значит, не сон!» – подытожил он и подошёл к Медному Всаднику.

Он стоял перед Ваней со всей своей грозой и величием. Тёплый свет фонарей и холодный от прожекторов, освещавших площадь, красиво переливался на рельефе скульптуры, придавая той ещё больше величавости и строгости. И стоишь ты перед ним, маленький человек, глядишь и боишься слово молвить, будто прямо сейчас спустится с постамента и забьёт насмерть копытами своего вороного, либо вообще затопчет и даже не заметит стоящей под ним букашки.

Но Ваня, по крайней мере пока, не отличался учтивостью и тактичностью. Он выпрямил спину, гордо поднял голову, выставив подбородок, словно Дуче с балкона, обращающийся к итальянцам, и воскликнул:

– Эй, ты! Хочу говорить с тобой, камень! Мне доклад нужно написать! Помоги мне, а то… – стыдливо приспустил взгляд, – я не знаю про кого и как…

И вдруг истерично захохотал. Да так сильно, будто над изваянием Петра глумился.

– С ума сойти! – воскликнул он, – я разговариваю с памятником! Ох, дедушка! Чего ж я тебя послушал…

Правда, чего его обвинять в том, что камень молчит? Он же иносказательно говорил, не буквально. Наверно, это означало что чем больше памятников отдельному персонажу установлено, тем важнее была персона для истории города. Вот и весь ответ!

«Эврика!» – Ваня стукнул себя кулаком по лбу.

Развернулся и уже собирался уходить, но вдруг услышал позади какой-то грохот, да такой, что даже шелохнуться побоялся. Зажмурил глаза от страха и трясётся, как лист на ветру, мыча от ужаса.

Грохот сзади сменился стуком копыт. Ваня изумлённо открыл глаза, но повернуться побоялся. Вдруг услышал позади себя грозный, басовый, повелительного тона голос:

– Ты хотел говорить со мной?!

Ваня замер. В его разуме и душе смешалась огромная гамма чувств и эмоций, которые он всеми силами старался удержать внутри, чтобы не дай Бог то, что сейчас стояло сзади, не сделало бы ему плохо. Но обладателю грозного голоса это молчание и бездействие Ванино явно не понравилось:

– Отвечай!

– Я… Я… – трясущимся голосом промычал Ваня, – только… Спросить…

– А ну-ка, повернись!

Ваня не смел перечить и на автомате повернулся.

Увидел перед собой ожившего Петра на своём коне в царских одеяниях с императорским венком на голове, словно он был заточён в камень и выскочил оттуда по призыву Вани. Выглядел так же, каким его изображали художники: с проплешинами на голове, вьющимися волосами чёрного, как смоль цвета, с маленькими усами. Ростом был под два метра и силой наверняка обладал богатырской. Осанка действительно царская, какая и должна быть у настоящего правителя. А сам выглядел статно и величаво под стать основателю и архитектору одной из величайших из когда-либо существовавших империй.

– Мальчик… – задумчиво произнёс Пётр.

– Маленький совсем, который вреда и зла вам не причинит, клянусь! – скороговоркой пробурчал Ваня и проглотил слюну, осознавая весь ужас ситуации: «Ай, да дедушка! Ай, да…» – от волнения начал грызть пальцы на руках: «Неужели он что-то знал? А, может быть, сам с ним разговаривал? Чего не предупредил тогда, что всё может обернуться так плохо?»