– Я решил предоставить тебе подмогу.

– Да? – настороженно спросила я.

– Да. Это женщина, которая раньше работала в цеху, но теперь по состоянию здоровья не может больше водить электрокар, а уволить ее нельзя. Поэтому мы переводим ее в администрацию, и я хочу, чтобы ты ее научила работать с компьютером и вносить туда логистические документы правильно. Главное, правильно!

Я замерла в шоке. Мне дадут помощницу, которую нельзя уволить, которую надо обучить работать на компьютере и вносить туда логистические документы. Это как?

Я собралась с мыслями и ответила:

– Пусть приходит. Посмотрю, что смогу сделать.

– Хорошо, я скажу, чтобы она к тебе пришла. Ее зовут Мария.

– Хорошо.

– Ну и замечательно. Ты свободна.

Я вышла из кабинета на несгибающихся ногах. Странный разговор какой-то, очень странный. Почему нельзя было прислать ко мне эту Марию через начальницу Габриэллу Берг? Точно, ее же нет на месте. Она на больничном. Ну да, тут уже нас всех скоро кондратий хватит. Такими темпами до следующего Нового года не доживет никто.

Через час ко мне пришла миловидная женщина лет сорока пяти, несколько тучная, но очень открытая и, по всему было видно, что простоватая.

– Странно, – подумала я, – тут таких деловых и сильных увольняют, а эту простушку не могут.

Ну не могла я тогда предположить, что человека, получившего травму на производстве, особенно если это опасное, горячее производство, сопряженное с рисками, нельзя просто так уволить. Невозможно. Не могут такого человека уволить против его желания. Совсем. Никак. По своему желанию человек может уволиться. Но не против. И это, кстати, один из стимулов для работодателей улучшать условия работы труда на производстве. Ибо чем меньше инцидентов, тем меньше балласта в виде покалеченных людей, которых предприятие обязано содержать пожизненно. Да, есть там еще производственные страховки, которые якобы покрывают часть расходов на содержание такого работника, но это лирика. Основной груз все равно ложится на плечи предприятия.

– Света, – я протянула руку. Мария пожала ее и сказала:

– Мария, – она смотрела на меня ясными голубыми глазами ребенка.

– Хорошо, давай посмотрим, что мы можем сделать? – продолжила я на английском, и по взгляду Марии увидела, что я вполне могла бы продолжить и на русском, потому что она все равно ничего не поняла. Мария не знает английского! Как мы будем работать?

На очень плохом шведском я попыталась спросить, работала ли она на компьютере когда-нибудь.

– Нэй, нэй, – Мария отчаянно отрицательно покачала головой.

Я постаралась спросить на том же скудном шведском, а дома-то у нее есть компьютер. На что получила утвердительный ответ, но с пояснением, что это компьютер детей. Дети играют или используют компьютер в учебе.

Вдруг мне стал ясен коварный замысел генерального директора. Подкинуть мне человека, которого некуда пристроить, который висит как мертвый груз, который в прямом смысле ни сном ни духом не может быть помощником в моем деле, а наверх, в концерн, отрапортовать, что помощь для оформления логистических документов найдена, и уж теперь-то точно все пойдет на лад.

Нет, это просто гениально!

Это просто шедеврально! Премию, непременно надо вручить премию начальству в категории «Смекалка года».

И я ничего не имею против Марии. Она очень милая женщина. Но как же я буду ее учить работать с логистическими документами? И если вдруг что случится, как она будет общаться с Красноярском для выяснения нюансов? Или это опять на мне?

Ладно, разберемся. Я предложила пойти попить кофе. Благо, что это слово я уже выучила, пауза на чай-кофе называется по-шведски «фика», ударение на «и». И мы пошли.