Парень чуть не подпрыгнул, когда за спиной пронзительно взвыла сирена. Громко выругавшись, он поспешил обратно. У шлагбаума знакомый старик препирался с коренастым краснолицым мужичком в форме. Расслышав в речи полицейского обращение «Макарыч», Олег испытал разочарование и злость. Область, как всегда, скинула местечковые проблемы на плечи района, а тот делегировал их сельскому участковому. Похоже, придётся искать Анютку своими силами…

– Тебе говорят, убирай! А то щас снесу к херам на «бобике»!

– А я вот тебе башку снесу лопатой! – не поддавался старик.

Представитель закона немного сбавил обороты:

– Макарыч! Ты понимаешь, кому ты угрожаешь? Ну не законно так дорогу перекрывать!

– Сажай, чё! –  сплюнул дед. – Этой дорогой свои давно не ездят. От чужих защищаемся. Ты, что ли, нас защитишь?

– Я вот пришёл этой дорогой, – неожиданно вмешался Олег. – И зла вам не желаю. Хоть и «чужой».

– Да какой ты чужой… – отмахнулся Макарыч и, хромая, отошёл в сторону.

Краснолицый вскинул деревянную жердь, пересёк самодельную границу и протянул руку журналисту:

– Лейтенант Дроблин. Кринский сельсовет.

– Олег Кроев. «Зори Труда».

– Ну что ж, будем допрашивать. Сержант, твоя – та сторона.

Участковый махнул рукой, из УАЗика вылез тощий усатый парень, вооружённый блокнотом и фотографией Анютки. Такое же фото взял с собой в поездку Олег и недавно показывал пассажирам электрички. Теперь оно лежало в его бумажнике, рядом с фотографией любимой девушки.

– Ну а мы по этой пойдём, – Дроблин хлопнул репортёра по плечу. – Ты за мной держись. Тебе местные всё равно ни хрена не скажут. Да и мне не скажут, скорее всего… Вот с Макарыча и начнём.

***

За допросами и блужданиями по кривым деревенским улочкам день пролетел быстро. У Олега разболелась голова, и ему нестерпимо хотелось пить и есть. Он впервые пожалел, что поехал налегке, прихватив только бумажник и пару мелочей.

Допрос, ожидаемо, не дал никаких результатов. Аборигены мотали башкой, даже не посмотрев толком на фото девушки. Их старые измождённые лица снова создавали ощущение дешёвого триллера, полного штампов. У некоторых имелись глубокие шрамы на лицах или конечностях. Кто-то сильно хромал или горбился. Попалась парочка инвалидов с пустым рукавом и один одноногий. Что они могли сделать с привлекательной и полной жизни женщиной в отместку за своё уродство?

Олег, как мог, давил опасения логикой. Конечно, никакой мистики, никаких людоедов и культов не было. Сериалов надо поменьше смотреть. Это просто несчастные люди, оказавшиеся на обочине жизни, доживающие тут свой век.

Когда вернулись к машине, участковый объяснил:

– У нас в Кринском пансионат для инвалидов был. Закрыли в девяностые. А контингент – кто куда. Кого забрали, кого перевели, а кто и в Стежкове осел. Живут как-то. Огороды, живность, самогон… Остальное – в ларьке на станции. Думаю, не здесь надо вашу коллегу искать. Эти мирные, мухи не обидят.

Олег пожал плечами. Жалость к изгоям уже почти победила в нём все подозрения. Однако данные с Анюткиного смартфона упрямо говорили, что в последний раз он ловил вышки именно тут. Может, она его просто потеряла? Или кто-то из местных «подрезал» девайс на станции, а вынуть симку додумался не сразу? Что-то всё равно не давало журналисту покоя. Найти хоть какую-то зацепку было уже делом принципа. Тем более, раз местные такие мирные… Голос Дроблина выдернул из глубокой задумчивости:

– Тебя куда? На станцию или в Кринское?

Участковый уже завёл УАЗик и вопросительно смотрел на городского гостя через приоткрытую дверь. На соседнем сиденье клевал носом усатый сержант. Олег посмотрел на небо, где между тяжёлых облаков холодно перемигивались первые звёзды.