– Наш труд – цена за крохи еды, за обноски, которые мы называли одеждой, за потрёпанные игрушки… за иллюзию нормальной жизни. Но нам никогда не разрешали выходить за ворота. Ферма была нашей тюрьмой, а Мэри и Филипп… – я горько усмехнулся. – тюремщиками.

Невыносимо было произносить их имена, хоть они и поплатились за свои грехи. Но эти люди, которые так ловко играли роль заботливых родителей, оказались чудовищами.

– Я помнил своих настоящих маму и папу… обрывками, мелькающими тенями… – мой голос дрогнул. – Мэри и Филипп… они так умело вплели свою ложь в нашу реальность, что со временем мы… почти поверили им. Они стали для нас… семьёй. Извращённой, больной, но… единственной. Только спустя годы пришло понимание, что мы для них – всего лишь инструменты. Сначала – бесплатная рабочая сила, а затем… тела, на которых можно заработать.

Дана издала сдавленный всхлип, прикрыв рот ладонью. Её глаза, широко распахнутые, блестели от слёз.

– С каждым годом детей становилось всё меньше. Никто не знал, куда их забирали. Просто в какой–то момент мы не находили кого–то в своей постели. Мэри и Филипп, лживые ублюдки, говорили, что их забрали родственники. Но мы видели чёрный фургон, который уезжал с фермы посреди ночи.

Я сжал кулаки, чувствуя, как гнев пульсирует в висках. Было невыносимо больно терять друзей.

– В конце остались только я, Тео, Джек и Адам. Когда нам исполнилось восемнадцать… что–то внутри нас… сломалось. Подавленная юность, загнанная в угол, взбесилась. В ночь Хэллоуина, когда «родители» были пьяны, мы сбежали. Оказались на кладбище, где шла вечеринка… – продолжил я, вспоминая то смутное чувство надежды, когда мы вырвались из цепей. – Местная молодёжь, дети богатеньких папочек, праздновали Хэллоуин. Музыка, веселье, алкоголь рекой… Для нас это был другой мир.

Я видел, как Дана пыталась представить эту картину: мы – четверо оборванцев, с грязными руками и сердцами, полными тьмы, сбежавшие от кошмара, и вокруг них – счастливая толпа, не знающая о том ужасе, который мы пережили. Но это было невозможно, только если не оказаться на нашем месте.

ВОСПОМИНАНИЕ

Музыка вибрировала в груди, басы отдавались тупой болью в висках. Вокруг – калейдоскоп красок, смеха, маскарад чужих, до неприличия свободных жизней. Вечеринка на старом кладбище – зрелище безумное, почти кощунственное, но завораживающее. Эти дети богатых родителей, наряженные в нелепые, вычурные костюмы, казались мне существами с другой планеты, где нет стен, колючей проволоки и вечного, сосущего под ложечкой страха.

– Ну и где эти придурки застряли? – пробормотал я себе под нос, вглядываясь в мелькающие лица. Мы сбежали всего несколько часов назад, а уже успели потерять друг друга в этом хаосе.

– Лукас! – вдруг выкрикнул Адам, возникнув передо мной, как чёрт из табакерки. Он, обычно такой спокойный и серьёзный, сейчас сиял, как начищенный пятак, держа в руках пару бутылок пива. – Мы тут кое–что раздобыли.

– Нужно отметить наше освобождение! – усмехнулся Джек, и в его глазах плясали огоньки. А на губах играла улыбка, которой я не видел много лет.

Я знал, что парни правы, и не мог им отказать. Мы все были лишены обычной жизни, и этот момент был почти священным для каждого из нас.

– За свободу! – торжественно провозгласил Тео, откупорив своё пиво с характерным щелчком.

Я взял бутылку и сделал большой глоток. Пиво было горьким, но это было ничем по сравнению с той пустотой, которую не могли заполнить ни дорогое пойло, ни оглушающая музыка, ни даже осознание того, что мы наконец–то свободны.

– Девчонки тут – просто огонь. – протянул Тео, хищно осматривая толпу. Его похотливый взгляд скользил по женским фигурам, оценивая, выбирая.