– Доволен? – спросила мамина подруга и зарядила в автомат с газировкой монетку. – Тебе с сиропом?
– Без него, – вспомнив о пломбах, попросил я и ответил: – Доволен! Свое всегда лучше чужого.
Вернувшись домой, пообедали нашими пельменями, и она пошла забирать дочь от бабушки, а я, глянув в окно, закинул в карман мелочи, пластинку жвачки и вышел во двор.
– Привет! – поздоровался с одетой в черную юбку чуть ниже колена и серую блузку мрачной Таней.
Она, конечно, мрачная, но мордашка очень симпатичная, а фигурка имеет хороший потенциал. Но это я без задней мысли – мне даже не особо-то и хочется, если честно, в силу возраста. Вот через годик-другой на стены буду лезть, но пока можно просто и беззаботно дружить со всеми милахами подряд.
– Привет! – Безнадегу на ее лице на краткий миг осветила улыбка.
Увы, исчезнув без следа.
– Почему ко мне не прилетает сова? – спросила она.
Сов я оставил – для советского менталитета вполне канают.
– Колдовать не умеешь, – честно ответил я.
– А ты? – спросила она.
– Алхимией немножко занимаюсь, – доверительно прошептал я.
– А какие зелья варить умеешь? – прошептала и она, наклонившись поближе и затрепетав ресничками.
– Не знаю, как оно называется, но, если покрошить котлету и перемешать с макаронами, получится вкуснее.
– Дурак! – захихикала девушка.
Вот так уже лучше!
– Ты не занята? Пошли в кино?
– У меня денег нет, – расстроенно ответила она.
– У меня есть, – не отстал я.
– Я тебе потом отдам, – пообещала девушка.
– Когда разбогатеешь, – выставил я рамки.
– А что там сегодня дают?
– Дают там фильм про Чапаева, – загнул палец.
Таня поморщилась.
– Фильм про Фрунзе, – загнул следующий.
Таня сморщилась еще сильнее.
– И фильм про любовь! – добавил я.
– Пойдем на него, – предложила она.
– До него еще полтора часа, – заявил хитрый я. – Придется идти в кафе-мороженое.
В кафе-мороженое Тане явно очень хотелось, но:
– У меня денег нет.
– У меня все еще есть, а ты все еще отдашь, когда разбогатеешь, – терпеливо объяснил я и поднялся со скамейки, пресекая дальнейшие диспуты: – Пошли?
– Пошли! – поднялась и она.
Вышли со двора, и я закрепил успех парочкой анекдотов. Вот такое настроение нам подходит! Теперь можно начинать расспрашивать обо всем, кроме положения дел в семье.
– А у тебя какой цвет любимый? – спросил я.
– Ты же, когда анкету мне заполнял, читал, – надулась она.
– Так я же ничего не помню, – развел я руками. – Прости, но в моих глазах мы разговариваем впервые в жизни.
– Точно! – хлопнула она ребром кулака по ладошке и смущенно засмеялась: – А я и забыла! – Успокоившись, ответила на вопрос: – Красный.
– Как кумач? – спросил я.
– Да, – не стала она играть в нонконформизм и спросила: – А у тебя?
– Зеленый, наверное? – пожал я плечами. – На зеленое приятно смотреть, успокаивает.
– Папашина рожа с перепоя совсем не успокаивает, – помрачнела она.
Зеленеет батя, похоже.
– А музыку какую любишь? – переключил я ее на конструктив.
– Мне Пьеха нравится, – удивила она. – И Зыкина, но это только потому, что маме она нравится, – с детской непосредственностью призналась она.
Потешно – на шестьдесят лет назад перелетел, а имена все те же!
– Муслим Магомаев еще, – добавила Таня.
Этого тоже помнят.
– И «Битлы», – этот пункт вышел каким-то неуверенным.
– Мне тоже они не нравятся! – прошептал я ей на ухо.
Ухо немного покраснело, а девушка обрадовалась:
– Ну слава богу!
И где теперь ваш научный атеизм?
– Я уж думала, я одна такая, бракованная! – светлела она прямо на глазах.
Нечаянно подлечил подростку комплексы!
– Слушай, может, не пойдем в кафе, а вон у тетеньки мороженого купим? – указала она на палатку на нашем пути.