– Вот здесь можешь устроиться. Ванная дальше по коридору, – он оглядел меня еще раз с ног до головы, – не, парень, сегодня обойдемся без разговоров, ты на ногах не стоишь. Пока. Завтрак в девять.

С этими словами он вышел, а я пошел в ванную и минут десять стоял под очень горячим душем. Надо ли говорить, что спал я как убитый, даже не смотря на то, что в комнате было прохладно. Эти старые английские дома всегда были холодным внутри, круглый год, и плохо протапливались. Из-за того, что я устал и намерзся за день, у меня заныла поврежденная рука. Но я залез в свой спальник, укрылся одеялом и провалился в сон.

Около девяти я спустился в зал бара. За самым дальним столиком сидел Ринго в компании прехорошенькой девушки лет двадцати и завтракал яичницей с тостами и сосисками, запивая все это ароматным кофе. Девушка увидела меня и, вскочив, исчезла на кухне, а вернулась уже со второй порцией завтрака – для меня. Ринго кивнул мне. Я уже приспособился понимать его по этим кивкам!

– Доброе утро! – жизнерадостно сказала девушка.

У нее были короткие светлые волосы с красными и синими прядками, серые глаза и красиво очерченные губы, накрашенные красной помадой. На ней была черная футболка с портретами (а были варианты?) ливерпульской четверки, и я видел, что все ее левое плечо до локтя покрывали татуировки: птицы, розы, еще какие-то цветы.

– Это Скай, дочка моя, – мимоходом заметил Ринго.

Девушка лучезарно мне улыбнулась и пожала протянутую ей руку. Потом она взяла свою куртку и рюкзак.

– Я побежала, папочка, – сказала она, поцеловав отца в висок, – приятно было познакомиться, Марко!

Я кивнул, а она уже бежала к двери.

– Она у меня умная, в колледже учится. Ее мама умерла, когда Скай было двенадцать, и я не знал, что она решит, захочет ли учиться, нет, останется со мной, уедет… в любом случае, мы с женой всегда хотели, чтобы у нее был выбор, что делать с жизнью.

– Мне кажется, – сказал я, – она выбрала быть счастливой.

Ринго долго всматривался мне в лицо, а потом усмехнулся.

Мы разговаривали еще около часа. Я рассказал ему, каким ветром меня занесло в Лондон и почему я был так рад, что наконец-то здесь оказался. Он слушал меня внимательно, отвлекаясь только на то, чтобы наполнить наши кружки свежим кофе. Когда я выдохся, он понимающе кивнул.

– Да, таких, как ты, тянет в Лондон. Это не оскорбление, но Лондон – гавань всех психов Европы. Потому что дальше уже только Америка, а не у всех хватает духу перемахнуть через океан. Я живу здесь сорок четыре года и еще ни разу не подумывал о переезде. Скай любит путешествовать, но она тоже не видит себя ни в каком другом городе.

Я не знал, как сложится моя судьба в тот день, но больше не хотел бродить по городу с полной выкладкой, и Ринго разрешил оставить вещи в его квартире столько, сколько мне понадобится. В очередной раз я убедился, что самые суровые с виду люди обычно самые добрые. Я покидал в торбу нужные вещи, включая зубную щетку (потому что кто знает, где застигнет ночь?), взял саксофон и пошел гулять.

На этот раз я надел под рубашку еще и футболку. Ринго скептически окинул меня взглядом и предложил свою куртку, но я отказался – я и так уже явно злоупотреблял его гостеприимством. Да и день выдался теплее предыдущего. Ночь была пасмурная, и земля не успела сильно остыть, а потом сквозь серые сплошные тучи пыталось пробиться солнце, обеспечивая мягкий приглушенный свет.

Я решил посвятить день изучению северной стороны города и отправился в Камден. Это было потрясающе веселое и определенно сумасшедшее место. Здесь толпился весь неформальный народ города, плюс толпа не менее неформальных туристов со всех уголков света. После этого я добрался до Бэйкер-стрит – поглазеть на дом номер 221Б и на знаменитые музыкальные магазины, а потом решил, что следующей остановкой просто обязана была стать Эбби-роуд.