— А может, он очень даже ничего, — хихикает подружка, когда я вновь появляюсь перед девушками с подносом.

— Да пошла ты, Крис… — фырчит Анжела. — Хочешь, сама езжай. Заодно и проверишь!

— Да ладно тебе, я шучу. — Изящным движением руки девушка берёт с подноса лимонад и бросает на меня изучающий, немного насмешливый взгляд. — Новенькая, что ли?

Для таких девушек, как Анжела, нет ничего зазорного в том, чтобы говорить о работающем на их богатых родителей персонале не только в третьем лице, но и, собственно, в их присутствии.

— Нет, она свою маму замещает — экономку. Как Лида, кстати?

— Всё по-прежнему, — отвечаю я, опуская поднос.

— Печально, — скучающе тянет Анжела, разглядывая ярко-розовый маникюр. — Что от отца хотела?

Я настолько глубоко вдыхаю, что легкие пронзает тупая боль. Сейчас самое время. Ведь мама столько лет проработала в этом доме. За той же Анжелой пелёнки-распашонки стирала и от простуды лечить помогала.

— Мы могли бы поговорить с вами наедине? — раз уж вопрос мне задали, я решаюсь на приватный разговор.

Подружка от неожиданности поперхнулась колой.

— Ты можешь говорить при Кристине, не страшно, — снисходительно разрешает хозяйская дочка, словно не желая понимать, что вся эта ситуация меня крайне смущает.

К чёрту смущение. Мне всё равно больше не к кому обратиться… Скажу. Сейчас же.

— Я хотела бы попросить у Виталия Ивановича аванс.

Анжела округляет глазки и кривит пухлые губки в насмешливой улыбке.

— Правда? А какую сумму?

— Сто пятьдесят тысяч…

— Сколько?! — в два голоса восклицают девушки. — У тебя какая зарплата, милая?

— Я понимаю, сумма огромная, но я отработаю всё до последней копейки.

— Можешь время не тратить, отец тебя пошлёт. И будет чудом, если за наглость не уволит. За какие такие заслуги тебе аванс полагается? Ты тут три недели от силы… Да ещё и учишься днём.

— Я всё понимаю, и прошу не для себя. Моей маме не справиться с болезнью без операции. Она проработала на вашу семью двадцать лет…

— Гриша проработал ещё дольше, и что теперь? Нам вас всех спонсировать, что ли? — холодно цедит Анжела, пренебрежительно вручая мне в руки пустой стакан.

— Прошу прощения, — подавленно шепчу я, готовая разрыдаться, и поспешно ухожу из гостиной.

Иду на кухню, внимательно изучаю меню к ужину. Из четырех заказанных блюд я знаю, как готовить только одно. Остальные названия даже отдалённо не подсказывают мне, из каких ингредиентов это готовится. Нужно снова звонить матери и получать подробные инструкции. Ей и без того сейчас худо, а тут я со своими рецептами…

Скупая слеза всё-таки скатывается по щеке. Оглядываясь, я тут же стираю её. Я просто обязана собраться. У мамы кроме меня больше никого нет. Нужно найти другой способ раздобыть деньги. С чего я наивно решила, что мне станут помогать эти люди? Что дочка Виталия Ивановича способна на сострадание? Что она спит и видит, как бы попросить у отца денег для прислуги?

Принимаюсь за готовку салата, рецепт которого я не только знала, но и применяла в прошлую пятницу на практике. Недовольства не высказывали — уже хорошо, но и хвалить в этом доме, как правило, не любят.

В кухню заходят, я замечаю это боковым зрением и оборачиваюсь, откладывая нож. Анжела вместе с подружкой зачем-то усаживаются за стойку с напитками и хитро на меня поглядывают.

— Говоришь, операция поможет матери, да? — осторожно спрашивает первая, окидывая меня оценивающим взглядом.

— Да, поможет…

— Ну, тогда тебе повезло и сегодня ты вытянула счастливый билет! Я попрошу у папы для тебя деньги.

С губ непроизвольно срывается радостный писк, и я моментально прикрываю рот ладонью. Неужели всё получится?