Иван сидел в кресле и задумчиво изучал портрет Фрейда, периодически поглядывая на часы. Наконец послышались шаги, и в кабинет неохотно вошёл Авдеев. Иван встал ему навстречу, протягивая руку для приветствия:

– Добрый день, присаживайтесь к монитору.

– Да, здравствуете, – произнёс доктор, садясь за стол. – Извините, пробки.

– Ничего. Жмите «плей».

Авдеев клацнул мышкой, и на экране появилось изображение палаты. Владимир сидел на кровати, облокотившись спиной на стену, и увлечённо рассказывал о своей службе в армии. Иногда он замолкал, как будто что-то слушая, а затем продолжал.

– Выглядит, как беседа по телефону, – рассеяно пробормотал доктор.

– Хорошая версия. Давайте другую, – съязвил Иван.

Авдеев чуть тряхнул головой, отходя от удивления:

– Это… Разговоры с самим собой – частый признак шизофрении, насколько я помню. Так сразу диагноз не поставить…

– Мне диагноз и не нужен, – прервал его Иван, – справка для бассейна тоже, – в голосе явно слышалось нарастающее раздражение.

– Прошу прощения, – покраснел Авдеев.

– Меня всё устраивает. Шизофрения, дисбактериоз, ветрянка – главное, чтобы не немота. Как это продлить по максимуму?

– Я думаю… Не знаю, что конкретно его к такому состоянию привело, но думаю, оптимальный вариант – сохранить всё как есть, без резких изменений, исключить дополнительный стресс. Он где-то завис – не мешать ему и дальше «висеть». Сохранить проводимую терапию. Вы же применяете какие-то… препараты?..

Иван продолжал молча смотреть доктору в глаза, явно не намереваясь отвечать на этот вопрос.

– Ну, всё сохранить, – тяжело сглотнув, продолжил Авдеев, – и надеяться, что… По тем сеансам, которые мы провели… Моё мнение – ему это самому нужно и нравится, а тот инцидент – возможно, он для него стал таким… Привёл к ситуации, которую сейчас модно называть «незавершённый гештальт». И пока она у него в голове висит, эта незавершённость… Вполне вероятно, всё сложится удачно и… надолго. К тому же, я вижу, вы ему создали некое подобие так называемой сурдокамеры – это такой специальный аппарат, в котором рецепторы перестают что-либо воспринимать. Свет, звук, запахи и так далее. В такой обстановке человек через какое-то время начинает галлюцинировать – это что-то вроде снов наяву. Очень реальных снов. Мозг, лишённый внешних раздражителей, начинает создавать картины реальности сам по себе. Да, пожалуй, сохранить как есть…

Доктор с надеждой смотрел на собеседника, но тот продолжал молчать:

– Он как будто спит, и его не надо будить, – робко добавил он, не в силах терпеть эту неопределённую тишину. Хотелось быстрее всё закончить и уехать подальше.

– Да, я уже понял, – Иван продолжал пристально смотреть в глаза Авдееву, и тот явно сломался под этим взглядом. – Я тоже хочу вас немного проконсультировать, – продолжил он неторопливо, – наше с вами мероприятие по совокупности совершённых действий уже вступило, скажем так, в конфликт минимум с двумя статьями уголовного кодекса: «Похищение человека» и «Незаконное лишение свободы». «Потолок» – двенадцать лет, почитайте на досуге. Но если… никто, – многозначительно сделал он акцент на этом слове, – если никто не совершит какую-нибудь глупость, я благополучно дело закончу, и все участники концессии останутся довольны и на свободе… Спасибо, Алексей Семёнович, – назвал его Иван настоящими именем и отчеством, – я вам наберу при необходимости.

Бледный, мокрый от пота доктор тяжело поднялся из кресла и, еле передвигая ногами, вышел из кабинета. Иван озадаченно смотрел ему вслед.

Побродив пару минут по кабинету туда-сюда, он вернулся в кресло. Закрыл файл, который показывал доктору, и открыл следующий…