Приподнял рукой девичье лицо за подбородок, заглянул в синие глазищи, в которых плескался ужас, и вдруг рассмеялся.

– Не ем я людей! Врут, кто такое на меня наговаривает. Не трясись так! Не буду кусать и терзать твоё тело, я этого отродясь не делал. Мне девица совсем для другого надобна, для любовных утех. И ты мне подходишь, будешь моей Любавушка.

Проговорил и крепче девушку прижал, оглаживая сильными руками трепещущее тело. А затем наклонился ниже и впился ртом в побелевшие губы.

Только когда горячие поцелуи обрушились на царевну-самозванку, она поняла, что именно хочет сделать с ней чародей. В первое мгновение она ощутила облегчение, и даже радость, оттого что не придётся умирать в молодом возрасте. Вот только всё настойчивее становились ласки и поцелуи Златомира.

Тело девушки задолжало ещё сильнее и уже не от страха. Неведомые ей ранее чувства нахлынули, жаркой волной прокатились по телу.

«Что ж делается? Он же меня сейчас обесчестит! И куда я такая подамся? А вдруг ребетёнка мне заделает? И как я буду? Голая, босая по миру пойду, с младенцем?» – все эти мысли закрутились у неё в голове, заставив похолодеть от ужаса.

Отец не раз лупил Любаву, запрещая даже смотреть в сторону соседских парней, приговаривая, что коли согрешит с кем, то из дому выгонит без разговоров. Грозил, что стоит лишь спутаться с любым молодчиком, так в тот же миг он ей ребёнка сделает. А этого девушка боялась больше всего. Не хотелось ей, чтобы беззащитный младенец жил в таких же условиях, как и она сама.

А поцелуи чародея всё глубже, всё настойчивее.

– Ох, и сладкая ты, Любавушка моя… – шепчет.

Тут только девушка очнулась. Дёрнулась, да куда там! Всё равно, что со скалой бороться! Бедняжка пришла в отчаяние. И особенно взволновало её то, что тело не желало прекращения ласк и поцелуев, по коже мурашки гуляют, а в животе так тепло и сладко сделалось.

«Приворожил!» – подумала она и забилась в руках его как пойманная птичка.

– Не бойся девица, не противься… Всё равно ты со мной не сладишь, будет только по-моему, – хриплым голосом говорит чародей, а сам под рубашку уже огромными ручищами лезет.

Взвизгнула Любава, изловчилась да вцепилась ему в лицо ногтями. Что есть сил впилась в кожу, в кровь расцарапав щеку. Останавливаться на этом она и не подумала, забилась, заметалась сильнее, да ещё так и норовит глаза выцарапать. Опешивший мужчина еле-еле сумел увернуться.

– Ах ты кошка драная! – заорал Златомир, выпустив её из объятий.

Отрезвлённый болью от глубоких царапин он отшатнулся. Первой мыслью было схватить и отшвырнуть девчонку, ударить. За малым удержался. Уж слишком хрупка она была по сравнению с ним, всё равно что котёнка беззащитного бить да швырять.

Чародей стоял перед ней, изумлённо хлопая чёрными глазами, не в силах поверить, в то, что жертва его вздумала сопротивляться.

– Ты что творишь? – мужчина прикоснулся к поцарапанной щеке, ощутив под пальцами кровь.

– Не тронь! Лучше сразу убей! – взвизгнула Любава.

А сама не выдержала и разрыдалась. Стыдно плакать ей на глазах у чародея, но смогла совладать с собой. Страх и отчаяние, что она испытывала все эти дни, ожидая неминуемой, мучительной смерти достигли пика, вызывая истерику от пережитого ужаса. Закрыла лицо ладонями, опустилась на пол и трясётся, не в силах успокоиться.

А Златомир пришёл в полное замешательство. Не видел он женских слёз никогда в жизни. Из женщин рядом с ним была лишь бойкая Лукерья, да девицы, желающие продаться ему подороже приходили, но их он быстро выпроваживал, разговоров не разговаривал. А с чувствительными царевнами, желающими сберечь свою честь, ему встречаться ещё ни разу не поводилось.