, и полицией и, само собой, составляли правительство новой крепнущей энергетической державы. И вопреки предостережениям либеральных, а также коммунических и прочих кликуш, дела обстояли просто превосходно.

Буровые установки без устали качали черное золото, которое трудяги-нефтепроводы и танкеры бесперебойно поставляли покупателям как на Западе, так и на Востоке. Деньги от продажи топлива заграничным клиентам поступали в страну аккуратно и в больших количествах, и порой скуповатое в других вопросах государство охотно реинвестировало их в разведку все новых месторождений: источников новой прибыли и благополучия страны. Слава Богу, не обижена Россия природными богатствами, и будущее ее светло и радостно назло завистникам, кои у сильных всегда отыщутся.

Ненужные промышленные предприятия, не обслуживающие Энергетическую Отрасль и потому ставшие дорогостоящим балластом, были закрыты. Было признано целесообразным предложить всем занятым на них рабочим и служащим старше сорока лет выйти в «почетную отставку»: слово «пенсия» в отношении нестарых еще людей звучало политически некорректно; более молодым предлагалась переквалификация. Старшему поколению тоже шли навстречу, по их желанию и Отраслевой возможности. Желающих, впрочем, оказалось не так уж и много, что власти заранее предвидели и чему были только рады, так как Отрасль не могла всосать в себя всех «высвобожденных». Уволенным в отставку, однако, не приходилось жаловаться на власти. Ежемесячно им выплачивалась определенная и вполне достаточная для существования сумма новых рублей, обеспеченных новым, черным золотом, которые они вольны были потратить на что душе их было угодно и, помимо этого, иметь сколь угодно времени в своем распоряжении.

Не вина правительства, что некоторые из них всем видам товаров и развлечений предпочли алкоголь, таких неудачников хватает при любой власти и абсолютно любом положении вещей, так что несправедливо было бы возлагать за это ответственность на власть. Несмотря на некоторые шероховатости перехода к новой энергетической эпохе, народ в подавляющем большинстве своем проявлял лояльность и доверие к правительству, которые вызывали понятную зависть у правительств других, менее энергетически одаренных, стран.

Наконец-то страна заняла свое почетное место в ряду влиятельнейших государств мира, вот что было главное. Годы унижения и снисходительных взглядов остались позади, и народ был самым естественным образом преисполнен гордости и с оптимизмом смотрел в будущее.

Денис наслаждался бешеным темпом московской жизни. Москва действительно была городом молодых и энергичных. У нее была своя сумасшедшая, агрессивная энергетика, которая, как водоворот, звала, манила, хватала, с тем чтобы затянуть в свою бездонную воронку и уже не отпустить никогда. Эта энергетика, думал Денис, была почти осязаемой и уж точно видимой. По вечерам, когда на город спускались сумерки и гасло пыльное солнце, днем задымленное выхлопами машин, Москва продолжала освещаться каким-то странными пурпурными зарницами, ежевечерне вспыхивающими и гаснущими над бесконечными рядами многоэтажных жилых комплексов. Денис думал, что это, наверное, и есть самое наглядное доказательство связи материального и нематериального, когда невидимая энергия города так явно трансформируется в видимую, световую энергию всполохов. По крайней мере, так ему нравилось думать.

Днем город работал как проклятый, перерабатывая газовые и нефтяные потоки в денежные, перегоняя их с одних счетов банков на другие, с них на третьи, десятые, где они дробились, разделялись на тысячи послушных рек, речушек и ручейков, самым дисциплинированным образом устремленных туда, куда им указывали владельцы. Было очевидно, что часть их оставалась на родине – в Москве. Эти патриотично настроенные денежные потоки за какие-то несколько лет превратили унылый город однообразных панельных коробок в мегаполис с яркой, порой эклектичной и наивной, но все же своеобразной архитектурой и, безусловно, своим лицом. Пусть недоброжелатели говорили, что скопированы и перенесены на московскую землю были и строгие кварталы Лондонского Сити, и пирамиды Финансового района Сан-Франциско, и башни Манхэттена, и особняки Трастевере, и жилые небоскребы Шанхая, – все это вместе, искусно соединенное в единое пространство между собой и разбавленное уцелевшими архитектурными памятниками прежней, старинной Москвы, создавало неповторимое лицо новой столицы, как разномастные осколки стекла образуют пестрый и неповторимый узор в детском калейдоскопе.