Большие темные глаза блестят огоньками. На живом хорошеньком личике радость. И эта радость вдруг охватила и мою душу. Не выдержав, я обняла ребенка:

– Здравствуй, солнышко!

Вот и остались горести за порогом, хотя бы на пасхальную ночь.

В храме встречаю маму девочки, здороваемся.

– Решили взять ее с собой в этот раз?

– Ой, на прошлую Пасху мы оставили ее дома. Зачем, подумали, тащить – только измучаем ребенка. Возвращаемся и узнаем, что она только перед нашим приходом заснула, а всю ночь не спала, была возбужденной, никак не могла угомониться. И как же мы тогда с мужем пожалели, что в храм ее не взяли…

Этой ночью в храме были еще детишки. И, казалось, за всю долгую службу они ни капельки не устали. Погляжу – как пташки перепархивают от подсвечника к подсвечнику, поправляют свечи! Заняты…

Праздничная служба подходила к концу, я пошла было к друзьям, сидевшим поодаль, когда передо мной вновь появилась эта девочка и сказала:

– Христос Воскресе!

Что-то дрогнуло внутри. Как же могла я забыть, что теперь уже можно весь свет приветствовать этими чудесными словами: «Христос Воскресе!». И снова первым это сделал ребенок. И с нею первой я похристосовалась. Думаю, вразумлял Господь. Злилась на людей, а Он опять послал мне дитя, словно призывал: будь такой же…

– Я люблю в хоре петь, – делилась уже в другой раз со мной эта же шустрая малышка. Теперь уже школьница. Прошло немало времени после той памятной пасхальной ночи.

– Думаю, Ангелы радуются, когда мы поем…

Затем разговор как-то переходит на выяснения: похожа ли она на маму или на папу, на кого походит ее младшая сестренка?..

– Знаешь, – спрашивает, – на кого похожа ты?

– На кого?

– На этот храм! – закидывает голову, устремляя взгляд на яркую роспись на потолке.

Удивляюсь:

– Почему?

– Потому что ты нежная, как этот храм. Мама тоже очень нежная. Все нежные женщины похожи на храм…

Если это не Поэзия в лучшем ее проявлении, то что?

В самом непосредственном общении детей с Богом есть нечто сродни высшему творчеству. Конечно, дети не умеют составлять акафисты, но их молитвы – простой разговор с Богом – это именно творчество души. Это разговор с Живым Богом – напрямую.

«Вероника, четыре года, молится утром: – Господи, спасибо Тебе за все: за папу, за маму, за братика, за солнышко… (в этот момент гремит гром; Ника оборачивается к окну и видит, что небо черное и на улице ливень)… за дождик тоже спасибо!» (Анна Лейцина).

«Дедушка моего племянника имеет привычку после еды, осеняя себя крестным знамением, приговаривать: “Слава, Тебе, Господи, за хлеб-соль!”

Четырехлетний мальчик, замечая это, однажды промолвил:

– Слава, Тебе, Господи, за хлеб, за соль и за мороженое!» (Андрей Истоков).

Дети очень конкретны. Абстракций они до определенного возраста не воспринимают. Если за все Богу спасибо – так уж за все! Без предварительных наставлений и проповедей. Молитва для ребенка – это именно живое общение с Господом. Священник говорит маленькому сыну: «Иди кушать и не забудь помолиться перед едой». Мальчик отрывается от кубиков, встает и говорит: «Господи, я пошел кушать».

И это вовсе не словесная игра.

Самое же удивительное в детской вере то, что дети понимают непостижимое и знают то, что объяснить словами невозможно, можно только ощутить это душой и принять в сердце: бессмертие души и осознание того, что «Там» и начнется настоящая жизнь. Автору этой книги в детстве тоже отчасти было знакомо это ощущение, я была довольно убежденной пионеркой и, стало быть, атеисткой, но почему-то во мне всегда жило ощущение, что я не умру. То есть умру… но не до конца. Что есть во мне нечто, что бессмертно. И это было именно на уровне внутреннего знания, не подкрепленного никакими абстрактными рассуждениями. Не думаю, что оно сохранилось бы, если бы я оставалась неверующей в более зрелом возрасте.