– Я не один, – смущённо сказал Димка.

– Ты так говоришь, точно привёл ко мне уссурийского медведя.

– Да нет, – рассмеялся Димка, – привёл товарища.

А в комнату уже протиснулся Гога.

– Это ты, Иглицкий? – узнал Михаил Платонович новичка, тяжело засопел и поднялся. – Заходи!

В комнате сразу стало тесно, потому что Михаил Платонович был высокий, широкоплечий и толстый. Он взял сумку с продуктами у Димки и сказал:

– Ну, я пойду на кухню, займусь хозяйством, а вы здесь действуйте согласно настроению.

– Нравится? – спросил Димка. – Стол, понимаешь, без скатертей, которые вечно пачкаются. На кровать можно садиться, как в корабельном кубрике.

Гога только успевал оглядываться по сторонам. Комната учителя была необычная.

Простая железная кровать покрыта шерстяным одеялом. Па стенах висели географические карты и рисунки фрегатов, каравелл и парусных яхт.

Михаил Платонович поставил на стол пузатый алюминиевый чайник, хлеб, нарезанный крупными кусками, открытую банку со сгущёнными сливками.

– Эй, на вахте! – вдруг оглушительно крикнул Михаил Платонович мальчикам, которые прилепились к картинкам на стене. – Не хотите ли отведать горя чего рома?

– С удовольствием, капитан! – ответил Димка.

И ребята уселись пить чай.

Прошло несколько недель. Гога чувствовал себя в классе так, словно проучился здесь много лет. На переменах он громко разговаривал и даже любил прихвастнуть.

Один раз сказал, что видел в Чёрном море кита. Когда он такое заявил, Димка отошёл в сторону, чтобы никто не догадался по его лицу, что Гога врёт. А в другой раз выхватил у Михаила Платоновича портфель, а потом хвастался перед ребятами, что учитель его самый первый друг.

Тут уж Димка, который действительно давно дружил с Михаилом Платоновичем, не вытерпел и возмутился:

– Чего ты выхваляешься: «я да я», «мы с Михаилом Платоновичем»! Похвальбушка, вот ты кто!

– А тебе что, завидно? – ехидно сказал Гога. – Мне дал понести, а тебе нет?

«И правда, – подумал Димка. – Видно, я от зависти злюсь. Михаил Платонович ни разу не предложил мне понести портфель, а Гоге дал».

В этот день Димка пришёл домой и написал в дневнике:

26 ноября

Обозвал Гогу «похвальбушкой». Как потом выяснилось, сделал это от зависти.

Никогда раньше не думал, что я такой. Я спросил у Михаила Платоновича, что делать, если человек завидует (конечно, я не назвал себя). Он ответил: «С этим надо бороться».

Буду бороться. Только ещё не знаю как, потому что ведь холодное обтирание и утренняя гимнастика здесь не помогут.

Я узнал, что на Новой Гвинее можно охотиться на кабанов ночью с фонарём. Кабаны там любопытные, сами выходят на свет фонаря.

П. М. М.

Михаил Платонович чувствовал себя с утра неважно. Покалывало сердце и отдавало в левую руку. Всё же он пришёл на урок, уселся за учительским столом и вызвал Иглицкого.

Михаил Платонович недавно спрашивал Гогу, и тот к уроку не готовился. Он путался, сбивался, а когда заметил, что учитель слушает с закрытыми глазами, начал напропалую врать.

Димка сидел красный и делал Гоге предостерегающие жесты, но тот увлёкся и стал дурачиться. В классе уже все посмеивались.

Но вот Михаил Платонович открыл глаза и посмотрел на Гогу.

– Садись, – сказал он. – Урока ты не выучил.

Михаил Платонович глубоко вздохнул, подошёл к окну и долго стоял спиной к классу. Он прислушивался к ноющей боли в сердце и. смотрел, как школьный дворник поджигал большие кучи опавших листьев. Листья были сырые, горели плохо, и только маленький, едва заметный дымок тянулся кверху.

Все думали, учитель заругает Гогу, но он даже не поставил ему отметки, дождался звонка и молча ушёл.