Самое древнее зло II. Надежда Мира Максим Лагно

1

– Во время войны дорожает алкоголь, но дешевеют женщины, – сказал разведчик, прикуривая мятую сигаретку. – В эту войну женщины подешевели настолько, что стали бесплатными.

Довольный своей мыслью, он затянулся, выпуская дым в потолок фургона.

На голове разведчика каска, утыканная искусственными листьями, которые спускались ему на лицо, скрывая глаза. Когда он говорил, листья тряслись, будто соглашались с его словами.

Второй разведчик, сидевший напротив меня, последовал примеру товарища и закурил:

– Да. С голодухи бабы на солдат сами прыгают. До войны ни одна фифа на меня не смотрела. А сейчас каких угодно баб сколько хошь. Верь не верь, но я раньше считал, скольких снасильничал, а какие сами дали, да сбился. После контузии беда с цифрами: больше сотни не могу посчитать.

Каска второго разведчика валялась на полу, подпрыгивая на ухабах.

Можно разглядеть, что ловелас – это немолодой мужичок с расцарапанным лицом. Следы ногтей тех женщин, кого вояка счёл бесплатными.

Разведчик иногда смотрел на меня стеклянными глазами запойного пьяницы, отводил взор и стучал прикладом винтовки по деревянному полу фургона, подвигая каску к ногам.

Подобные признания я выслушивал не впервые. Встретив офицера Дружины, бойцы начинали откровенничать. Делясь непрошеными историями из своей жизни, они намекали мне, что и у них есть военные достижения, что они тоже бьют врага, не отставая от магов.

Похожесть мира за Барьером Хена на Землю первой половины двадцатого века всё ещё удивляла меня. Уж я-то знал, на что способны люди просвещённой эпохи радио и раннего джаза.

Но я вписался в законы военного времени. Ужасы войны почти не действовали на меня. Когда обзавёлся плёночным фотоаппаратом халидейского производства, стало ещё проще: через объектив легче смотреть на зверства воюющих.

Я фотографировал сожжённые дома, покачивающиеся тела голых людей на голых ветках. Ямы, полные трупов военнопленных, которых расстреляли из-за того, что нечем было кормить.

Я даже не все плёнки проявлял. Отснятые роллы просто сбрасывал в вещмешок, а оттуда перемещал в сундук походной палатки. Мало какие из них доживали до того, чтобы быть сброшенными в ящик стола, в моём кабинете в крепости Н’рия. И уж совсем редкие негативы дожидались проявки.

Движимый смутными воспоминаниями по истории нашей Второй Мировой, я надеялся, что зачинщикам этой войны устроят что-то вроде Нюренбергского трибунала, как фашистам. Тогда-то мои снимки и пригодятся?

Или я просто фотографировал, чтобы не забыть, что когда-то я жил в Брянске и фотографировал всякую ерунду? Какое это было светлое время!

Бронемашина, в которой нас везли, ехала медленно – дорога разбита артподготовкой. Иногда водитель выруливал на ровный участок трассы и разгонялся. Мы взлетали на ухабах, ящики на полу громко стучали, а вещмешки на стенах дёргались на лямках, будто внутри них сидели дикие кошки.

В моменты разгона разведчик с расцарапанным лицом испуганно хватался за поручни. Тот, что помоложе, крепко сидел на скамье, приговаривая: «Во-о-о-о, понеслися».

Бронефургон замедлил движение и встал.

Пыхая сигареткой, пожилой разведчик надел каску и зачем-то объявил:

– Приехали, вот.

Я снял свою каску со стены, надел и застегнул ремешок под подбородком. Искусственные листья тут же заслонили вид, будто я подсматривал из кустов.

Открыв дверь, пожилой разведчик выпрыгнул в ночную темноту. За ним последовал молодой. Таков порядок – они должны убедиться, что нет засады, только после этого выпустить офицера Магической Дружины.

Пока они бродили вокруг фургона, я снял со стены вещмешок и проверил содержимое.

В боковом отсеке топорщился диск консервной банки и плоская бутылка спирта. Его пили, им же обрабатывали раны. Всё как у нас. Там же болтались четыре обоймы для револьвера, упаковка бинта, жгут и пакетик с заговорённой травой «ярб», все называли её «боевой дурман».

Траву выдавали офицерам Енавского Державного Войска. Из неё можно заваривать чай, который придавал бойцам бодрость на марш-бросках и бесстрашие в бою. А можно банально курить, добиваясь того же результата. Действовала в травке, конечно, магия, а не химия. Так-то на вкус и цвет обычная солома.

Металлический корпус трофейного фотоаппарата поблескивал на дне вещмешка. Рядом лежали два стен-камня, замотанные в тканевые салфетки с гербом Енавской Державы – всё, что осталось от Бленды Роули.

Остальные вещи и магические предметы, с которыми мы перешли Барьер Хена, у меня отобрали халидейские патрульные. Цифровой фотоаппарат и улучшенный магией автомат Калашникова тоже.

Поправив ремень и каску, я ждал. Скоро появился разведчик:

– Чисто. Двинули.

Я выпрыгнул в темноту, сапоги погрузили в грязь. Чисто, блин.

Бронемашина чернела на фоне ночного неба. Вопреки уставу водитель курил, точка его сигареты вспыхивала в кабине, но тут же пропадала – он наивно прикрывал её рукой.

– Демаскирует, гад, – шепнул я разведчику.

– Да и Хен с ним. Шибанут по дураку артой, ему же хуже.

– А мы на чём вернёмся? – спросил я.

– Кэр Матвей, – сказал второй разведчик из темноты. – Если у вас всё получится, мы вернёмся на крыльях славы.

Я поправил вещмешок:

– Всё получится. Ведь я – Надежда Мира.

Пройдя немного по высокой мокрой траве, мы вошли в непроглядно чёрный лес. По силуэтам разведчиков прокатилось и сразу же пропало едва заметное свечение – использовали рулли ночного зрения, которые я выдал им ранее.

Мне этот рулль не нужен, ведь я научился вызывать ночное зрение буквально щелчком пальцев.

2

Часа два мы ползком пробирались по лесу.

Из-за сырости промокли насквозь, даже мои кожаные штаны и плащ не помогли. Но использовать магию для сушки нельзя – противник окружил своё укрепление кольцом так называемых «струнодзвонов».

Эти устройства напоминали раструб от граммофона, внутри которого размещался заговорённый металлический диск. Если в радиусе действия струнодзвона кто-то использовал силу магических струн, то диск пронзительно дребезжал, а раструб усиливал звук. Короче – сигнализация, реагирующая на магов.

Мы выползли к лесной дороге и залегли на обочине. Вдали послышался рёв мотора, и замелькали огни электрических фонарей.

Мимо нас, разрывая просёлочную дорогу гусеницами, проехал грузовик, в кузове которого установлен огромный, метров в семь, раструб струнодзвона. Кроме мелких аппаратов, у армии Халидейского Союза имелись и такие передвижные комплексы магической локации.

За грузовиком ехали несколько малых однобашенных танков. Замыкали колонну три автомобиля с открытым верхом, похожие на родные Уазики. В каждом сидело четыре бойца, а в багажной части установлен пулемёт.

– Ты же сказал, что по этой дороге не ходят патрули? – прошептал я разведчику.

– Я… мы… Они только сейчас этот патруль запустили. Что-то заподозрили, Хена им в гланды!

– Командир, – сказал другой разведчик. – Если враг на стрёме, то у нас приказ отменить операцию.

– Нет, – ответил я. – Я что, зря мок столько времени?

– Но приказ главного воеводы Назждвы…

– Я обратно не поползу.

– Но приказ…

– Мой приказ – ползти дальше.

Разведчики согласно шепнули «так точно, кэр Матвей». Они и сами не хотели отменять операцию и ползти обратно. Ведь они делали это уже несколько раз.

– Гляди-ко, – шепнул разведчик. – Какие люди, да без охраны. Ну, почти без охраны.

В замыкающем колону Уазике, кроме водителя, размещался так называемый «магоборец».

От других бойцов его отличала экипировка: многослойные доспехи, опутанные толстыми медными проводами. Несколько воронок струнодзвонов установлены на груди, плечах, спине и даже на затылке шлема. За спиной висел большой металлический короб, от него отходил гофрированный шланг, подсоединённый к рукоятке оружия, которое боец держал в руках.

Из-за размера доспехов и короба, магоборец не мог сидеть, поэтому стоял в машине, как генерал на параде.

Магоборцы были крайне медлительными и неповоротливыми, что с лихвой компенсировалось их вооружением и бронёй.

Словно огнемётчики, они распыляли смесь, из-за которой все маги, на кого попадала хотя бы капелька вещества, теряли свой дар на долгое время. Мы, боевые маги Дружины, назвали эту смесь «слабительное».

Слабительное было очень едким. Даже когда ветер разносил его на пару километров от места распыления, оно не теряло губительных свойств. Настоящее химическое, антимагическое оружие.

Если бы у Халидейского Союза было достаточно слабительного, то они давно распылили бы эту гадость с аэропланов, ослабив всех магов Енавского Державного Войска. К счастью, смесь была дорогой в производстве, поэтому магоборцев набиралось от силы человек сто на всю армию Союза.

Попытки державников изучить состав смеси провалились: ни одного магоборца не удалось захватить в плен. В их отряд набирали только высокомотивированных воинов, ненавидящих Енавскую Державу и готовых умереть в бою с ней. Попав в окружение, магоборцы просто уничтожали себя и экипировку с помощью зажигательной бомбы, которую всегда носили с собой.

Вообще, напасть из засады на магоборца – было бы славным деянием для бойца Енавского Державного Войска. Выведение из строя хотя бы одного магоборца награждалось медалью. Да и у меня были свои счёты с этими мутантами, закованными в броню и обвешанными антимагическими приборами.