Бессмысленные и жестокие избиения ни в чем не повинного населения сделали само понятие опричнины синонимом произвола и беззакония» /22, с. 152/. Погром длился несколько дней, погибло порядка двух – трёх тысяч человек, некоторые источники говорят о двадцати – шестидесяти тысячах. Из Новгорода Грозный отправился в Псков.

Здесь всю свою ярость он обрушил на местное духовенство. Печорскому игумену, вышедшему навстречу царю с иконами и крестами, отрубили голову, псковские церкви были ограблены подчистую. В Пскове царь надолго не задержался: по легенде его остановил юродивый, пригрозивший Иоанну Божьими карами.

После Новгорода и Пскова Грозный принялся за Москву, заставил митрополита Кирилла отдать ему «изменника» – архиепископа новгородского Пимена. (Что интересно: в своё время Пимен по указу Грозного судил митрополита Филиппа, теперь пришёл и его черёд. Он был осуждён и отправлен в заточение в монастырь, где и умер). Суд над московской элитой продолжался несколько недель, в результате было осуждено примерно 300 человек, из них 100 человек было прилюдно казнено. Жертвами стали московская знать и высшая приказная дворянская бюрократия. Среди казнённых был и последний, оставшийся в живых из членов «избранной рады» – дьяк Висковатый.

В последних погромах опричнины в полной мере проявилась вся её беззаконная сущность. Арестованных пытками заставляли назвать сообщников, а оговоренных таким образом людей казнили без суда. Следствие проводилось в строгой тайне, приговоры выносились заочно, людей убивали в домах или на улице, оставляя записку с перечнем их преступлений. Убивали всех, кто противился действиям опричников. Процветало доносительство. Против людей выставляли явно бессмысленные обвинения. Но царю мало было доказать вину невиновных людей, ему нужно было ещё и одобрение народа. В 1566 году был созван Земский собор с представителями всех общественных слоёв Московского государства. Собор поддержал решение царя продолжить Ливонскую войну, отказавшись от предложенного

Польшей раздела Ливонии. Но можно ли это назвать единодушием армии, духовенства и купечества? После первой волны репрессий 1564 года не соглашаться с мнением Иоанна IV, ставшим Грозным, было смертельно опасно. Ведь, как пишет Р.Ю. Виппер, «он никогда не находит равновесия, спокойной середины: чувства переливаются через край, страсть бьёт ключом, «кротость» обращается в безграничное слепое доверие, «ярость» – в бешеную злобу» /6, с. 68/.

Ураган репрессий опричнины, пронёсшийся по стране, вызвал страх не только у населения. В страхе был и сам грозный царь, он понимал, что за все зверства его опричников надо будет расплачиваться не только там – перед Богом, но и здесь – перед людьми. Он начал прорабатывать варианты своего спасения за границей. Единственная достаточно могучая страна, с которой у него были хорошие торговые и дипломатические отношения, была Англия. Она пользовалась беспошлинной торговлей и благосклонно смотрела на все попытки Москвы прорваться к Балтике за счёт её европейских конкурентов. Иоанн сватался, правда, безрезультатно, к английской королеве и даже надеялся на военный союз в борьбе со Швецией. Но Англия есть Англия, она будет делать только то, что нужно ей, да и английское понятие о дружбе коренным образом отличается от русского. Единственно, о чём удалось договориться, так это о предоставлении ему и его семье убежища в случае краха его положения в Московском государстве. И этот вариант стал практически прорабатываться испуганным Грозным: в районе Вологды строилась опричная крепость и была заложена верфь, на которой началось строительство судов, пригодных для вывоза царских сокровищ и самого царя с семьёй до Соловецкого монастыря и далее по морю в Англию.