Он, помнится, так красиво показал: изобразил осанкой достоинство верующего человека: «да, я раб Божий», где «Божий» – главное слово. И вообще лицо у него было очень хорошее – умное, светлое, живое… и взгляд вглубь и вверх…

Во всех отношениях симпатичный молодой человек…,

Так вот о красном и энергии любви, а тем более нижней чакры… После утреннего общения (первое было вечером, последнее – днем, перед выходом), Женя зашла в туалет и стала мыть чашки, а там висит зеркало, как известно… То, что Женя в нем увидела… Было бы здорово не увидеть больше никогда. Там было… такое лицо, такое лицо… ну, просто лик!.. Женя была похожа на кого угодно: на монаха, на суфия, на икону, даже на Будду времени сидения под древом Просветления – только не на женщину. Не на Кришну, конечно: с ее арийской внешностью нордического типа Жание не верят даже, что она – полутатарка, даром что, как вылитая, похожа на всю дедову – Сайтнура Талгатовича, родню, и потом Кришна и другие индуистские боги на картинках не в пример женственные и сексуальные. Не то, что бы Женя была похожа на мужчину. Нет, там было существо, лишенное вопроса о поле вообще, такое просветленное, отрешенное, возвышенное над всем этим земным…

Реакция Жени на это зрелище была не совсем однозначной. Наверное, где-то внутри нее второе я было живо, иначе, как бы она его потом откопала. И в тот момент – как можно теперь догадаться – тот молодой мужчина и побудил ее так взглянуть, чтобы увидеть в том зеркале, чего в нем не было видно. Он очень даже мог ей понравиться. Но тогда у нее не шевельнулось ничего в адрес этого молодого мужчины – во всяком случае, она не заметила. Она уже была далека от всего этого… Если совсем точно – он ей действительно понравился – но это только подчеркнуло, что нужно еще больше проработать все эти земные привязанности. Какой-то вздох из-под стены, куда ту другую себя замуровывала, Женя услышала, да. Но твердым внутренним движением она заложила последнюю щель в этой кладке…

А такой случай. Сутки с лишним в одном вагоне. И вышли на одной станции.

Но Жене нужно было дальше.

***

Приехав в Екатеринбург поступать в университет, Женя в первый же день познакомилась с Леной, вернее, в первые минуты, как вошла в холл. У Жени была тяжелая сумка, и она тут же у входа села передохнуть. День выдался чрезвычайно дождливый. В холле было серо и темно. Тяжелая дверь открылась, Лена вошла – и Женя замерла в восхищении. Лена в мгновенье осветила собой, каким-то нездешним цветением весь промокший уральский серый день. Лену бы в кино, в итальянское. Совершенно звездная внешность. Светло-русые волосы, смуглая кожа, голубые глаза, узкие крепкие бедра и пышная грудь. А еще – сочные губы. Такое определение Женя нашла в «Бурде», где когда-то напечатали классификацию губ: ни пухлые, ни толстые – именно сочные. Лена была другая, совсем другая, чем Женя. Надо сказать, Жене и впоследствии везло на других женщин. Особенно в те моменты, когда она готова была распрощаться со своей женственностью.

Они подружились, и поселились в одной комнате. Лена с итальянской внешностью была вполне себе уралочка. Поступали они на разные факультеты, но везде по городу и в баню ходили вместе.

Однако же, несмотря и вопреки такой подружке, одним незанятым утром, лежа в постели, Женя вновь вспомнила свою idea fix. И та развивалась примерно следующим образом: в жизни можно стать великим, а можно быть святым – а не стать ли мне святой? Это была не совсем идея значить что-то. Хотя, вполне можно допустить и такой мотив. Но – главное, это было рассуждение юного существа «на пороге жизни». Что за образ такой – порог жизни? Ты выходишь или входишь? Порог – когда говорят о доме – ты можешь быть и туда, и оттуда. Жизнь – не дом. Жизнь – путь. Так вот, в начале пути, Женя думала: как идти, чтобы идти самой?