После уселась родня. Благодаря бабуле, которая взялась стесняться непутевой внучки, все устремили свои взоры на Женю – почему она ничего – в смысле мяса – не ест, да «что за дурью ты маешься». Если бы не бабуля, никто б внимания не обратил, – но она, с ее сложными для Жени логическими хитросплетениями обязательно чего-нибудь отчебучит: тетя Ира и Володя, жених одной из дочерей, держали пост, и там была сварена просто картошка, и Женя ее благополучно поела. Как и пирожки и плюшки с ватрушками неповторимого вкуса детства, в которое вплетались все эти обряды и празднества, и эта атмосфера соединения большой родни.

После тех, дяди Саши, поминок Женя сошла с трамвая раньше бабушки, и тихо-тихо, часа полтора, шла пешком, вся переполненная ощущениями – детства – мусульманства – Вечности – Бесконечности – родства – Единого – многообразия мира – судьбы – ценности каждого мига – проявления Вечного и Бесконечного в малом и конечном. Погода была с ней солидарна, радикально изменив свое настроение за вечер: чудо, ее любимая – хотя водители авто вряд ли ее поддержали бы – крупными густыми хлопьями валил снег, и теплынь. Снег тут же переходил в дождь и обратно. Под ногами – месиво талое, мокрое. На деревьях – толстый иней. Капель, мягкий ветерок. Зима та была малоснежная, резко ветреная, серая. Теперь природа отдавала весь зимний снег, соединяя снежинки в сплошную влагу, слепляя ею небо и землю…

***

Ночью приснились дед с бабой, их дом с садом, который снился часто, впрочем, и во многих других снах, всегда играя в них свою роль – многообразную и важную, от отчего дома до Ноева ковчега.

Днем она принялась разбирать бабушкины вещи.

Всю ночь промаявшись с «шаром», под утро будто поспала, беспрестанно будимая солнечным светом, вздрагивая от его прикосновений сквозь слабые шторы.

Поднялась с головой, напоминавшей бабушкин старый тяжелый – потому что в нем всегда была соль, кг 5—6 вмещал – глиняный горшок. Ближе к вечеру вышла на улицу, пройтись в надежде поймать головой свежесть. Было прохладно, или ее знобило от недосыпа. Увидела книжный магазин. «Книгу, что ль купить, что б было на что отвлечься?»

Осматривая полки, моргая сухими глазами, она оценила название: «Тропик Козерога». У нее в голове были тропики, в теле – козерог: зима и холод, длинные зимние ночи. Девушка-продавец включилась в процесс, сообщила про скандальность автора. Женя посмотрела: 30е годы. «Ну, что теперь тогдашняя скандальность. Гарри Миллер. Что-то знакомое. По-моему, он был джазмен. Интересно, еще и писатель… А может это и не он?.. Мало ли в Бразилии донов Педров…» Она пыталась соображать своей глиняной головой.

Дома она продолжила разгребать бабушкин хлам, дивясь сказочной вместительности маленькой двухкомнатной квартиры, почти без мебели. Словно, как в сказке, стены извергали из себя эти вещи. Причем, большинство из них не имели никакого отношения к бабушке, и было совершенно непонятно, что они делали в ее жизни. И что – ее жизнь в этих вещах. При жизни бабушка не давала себя от них избавить. Как-то раз, когда ее не было дома, Женя собрала мусорные пакеты, ну, уж, явно ненужные никому вещи, – Женя эти вещи помнила со времен бабушки с дедушкой еще не проданного и неподеленного на наследства дома, но не помнила ни разу, чтоб они были кем-то востребованы. Но не успела! Бабушка ее «застукала» и сердито растолкала вещи по тем же местам. Ни мемориальной, ни художественной ценности они тоже не имели. И сейчас эти вещи лежали на тех же полках не открываемого бабушкой шифоньера… Это наводило на мысль о бабушкиной судьбе. Но думать не получалось, хотелось спать. Мозгов хватало только на недоумение. Она вымоталась, запихивая вещи в пакеты и бегая с ними к мусорным контейнерам.