— Привет, - глупо, растерянно, но счастливо здороваюсь я, маша рукой у него перед носом, как будто он может не заметить моего присутствия.

Кирилл перехватывает мою руку чуть ниже запястья, скашивает взгляд на браслет и снова смотрит на меня. То есть, мне в лицо, но словно сквозь меня. Наверное, когда-нибудь я к этому привыкну. Если «когда-нибудь» не закончится через пару недель, как напророчил «человек-тень».

— Ты его надела. – На этот раз у нас целый прорыв – я точно слышу нотку искреннего удивления.

— А должна была не надевать? Я подумала, что, если бы хотела сделать приятно другому человека и подарила ему что-то от всего сердца, то мне бы не хотелось узнать, что подарок лежит без дела под слоем пыли.

Кирилл согласно кивает и жестом предлагает сесть в машину.

Сегодня он с водителем и занимает место сзади. Рядом со мной. Но между нами еще столько свободного пространства, что можно пережить сквозной пролет метеорита.

— Ты не спросила, куда мы едем, - констатирует Кирилл. Но снова говорит с невидимым собеседником перед собой, а я опять чувствую себя предметом их непонятного диалога. – Ты боишься темноты, но не боишься незнакомого мужчину. Почему?

— Потому что я тебе верю, - спокойно признаюсь я.

И мне ни капли не стыдно быть такой беспечной, даже если ситуация ни капли не изменилась, и мой Прекрасный принц - все еще огромный Знак вопроса.

Снова кивок. Снова долгая нервная пауза.

— Ты любишь татуировки на мужчинах? – внезапно спрашивает Кирилл, и я чуть не давлюсь вздохов недоумения. – Рисунки на коже. Очень большие рисунки.

— Наверное, все зависит от того, как выглядят эти рисунки.

В моей голове татуировки неразрывно связаны с мужчинами, которые носят кожаные куртки и штаны, поют в микрофон о Сатане и изредка приносят кого-то в жертву прямо на сцене.

— У меня нет ни одного, - сознается Кирилл. – Хочу сделать. Сегодня. И ты будешь рядом.

На этот раз что-то все-таки происходит. Не понимаю почему и в чем причина перемены, но Ростов в одно движение пододвигается ко мне и, смыкая пальцы на моих скулах, вынуждает посмотреть ему в лицо. Вот сейчас у нас прямой контакт глаза в глаза, и выразительные желваки под его кожей как будто вопят: «Ему это неприятно!»

— Но это ведь… больно, - с трудом выдыхаю я. Но меня уже крутит и заводит вихрь образов, в которых Кирилл будет рядом, без рубашки, и его немного бледная кожа на моих глазах покроется сложным уникальным, ни на что не похожим рисунком.

Я не знаю, насколько близка к тому, что будет в действительности, но какая разница?

Ростов продолжает пытать меня взглядом, как будто чего-то ждет, хоть это ожидание идет рука об руку с мучением, которое он испытывает каждую секунду. Напряжение между нами становится хрупким и острым. Еще немного – и на моей коже появятся «стигматы».

— Боль – это всего лишь негативная стимуляция нервных окончаний в мозгу, - отвечает Кирилл – и резко отодвигается. – Я ее не боюсь.

То, что со мной происходит, стоит нам оказаться рядом, тяжело описать какими-то внятными словами или примерами. Мне с ним странно хорошо и странно плохо. Одновременно. Секунду назад, когда мы дышали в души друг другу, я хотела избавиться от его близости, как от неудобной обуви, но стоит нам «разбежаться» в разные концы заднего сиденья – и мне безумно грустно. И тихо внутри, до тошноты.

Я отворачиваюсь к окну и пытаюсь сосредоточиться на чем-то интересном, отвлечься от необходимости завязать разговор. Всегда болтаю без умолку, если нервничаю, а сейчас у меня почти паническое желание говорить бог знает, о чем, лишь бы не делать вид, что мы существуем в двух параллельных плоскостях и только делаем вид, что знаем о существовании друг друга.