Швеция! Ему нравился этот край! Сплошь озёра, морские фьорды, леса, поля. Своим климатом и просторами очень напоминало Россию. Опять же, недалеко родственники – семейство Каррэ, где младшая сестрёнка Амалия замужем за отличным парнем Оскаром Каррэ.
Именно здесь, в Швеции, случилось то, что заложило основу молодой семьи Саламонских как таковой.
В труппе Альберта Саламонского, которую он привёз сюда на гастроли, работал блистательный и невероятно куражный сальтоморталист на лошади швед Ларс Хансон, которого Саламонский считал своим другом и едва ли не единственным, кто равен ему по мастерству.
В развитии жанра конной акробатики громадную роль сыграло изобретение американским наездником Джеймсом Мортоном нового седла – панно. Сшитое из кожи, войлока и конского волоса, панно сверху имело ровную и удобную для работы наездников широкую площадку. Благодаря большой толщине нового седла гасились резкие точки и колебания, возникавшие во время бега лошади. Наездники получили отличную возможность для исполнения ещё более сложных акробатических прыжков.
Хансон был, как никто, близок к исполнению двойного сальто на лошади. Ещё чуть порепетировав, он бы его точно исполнил. Саламонский в этом даже не сомневался.
Месяц назад в семействе Хансонов случилась трагедия. При родах умерла горячо любимая жена Ларса. Ребёнок выжил. Девочка. Назвали Марией.
Ларс Хансон рвал на манеже жилы, чтобы забыться в работе, притупить боль. Отчаяние его, видимо, достигло наивысшего предела…
В тот день Ларс увидел, что его выступление смотрит Альберт. И то ли его накрыло отчаяние от недавно постигшей беды, то ли ещё что-то – он неожиданно решил сделать двойное сальто.
Ларс Хансон воткнулся головой в жёсткую тырсу манежа. Сломал шею. Смерть была мгновенной…
Лишь через полгода, в 1872 году, английскому наезднику Роберту Стиккей удастся впервые исполнить на галопирующей лошади двойное сальто-мортале, что в переводе означает «смертельный прыжок».
А в тот злополучный вечер представление продолжили, будто ничего и не случилось. А что особенного произошло в жизни Цирка и какого-то там ещё одного артиста? Ровным счётом ни-че-го. Особенного…
Остался сиротой ещё один ребёнок – Фредди. Ему чуть больше шести. Уже работает свой номер с поньками. В этом Хансонам помог Саламонский, как друг семьи. Теперь отец Марии и Фредди лежал в холодном подвале местного госпиталя. Мать – в сырой земле. Малыши остались одни. Из привычного – лишь опилочный круг в тринадцать метров…
Фредди нужно было как-то объяснить неожиданное отсутствие отца. Ему сказали, что он улетел на небо. Маленький Фредди отреагировал на событие как истинный цирковой ребёнок:
– Папа сделал новый номер?
На что Саламонский, прижав мальчика к груди, ответил своё традиционное:
– Ну как-то так…
Глава семнадцатая
Малышка беззаботно лежала в люльке, пускала пузыри и что-то весело гукала. Малютка пока не имела словесной связи с окружающим пространством, но в ней уже вовсю бурлила жизнь, которая изливалась через пронзительно синие глаза.
Саламонский, который не имел собственных детей, с любопытством рассматривал это крохотное существо. Удивлялся – всего месяц, а уже Человек!
Он протянул к ней указательный палец, легонько ткнул в тельце. Существо издало какие-то радостные звуки, схватилось за палец, осознанно взглянуло в лицо усатому дядьке и улыбнулось во всю ширь пока ещё беззубого рта. От этой улыбки словно солнце осветило комнату. Именно в это мгновение Саламонский бесповоротно решил, что удочерит кроху. Тут же высказал своё решение Лине, которая всё никак не могла забеременеть. Шварц покорно кивнула.