Моё повествование по своему объёму выходит за рамки нормального письма, но ты всё продолжаешь просить меня рассказывать о моих родителях. Сама ты о себе пишешь совсем мало, о своих родных и близких не пишешь вообще, а о моих родителях пытаешь в каждом своём послании. Зачем тебе это? Наташа, зачем?

Не знаю, надо ли письмо отправлять, слишком громоздкое. Но раз оно написано, то судьба его должна как-то определиться, и пусть его будущим займётся господин случай. Вот сейчас выйду на улицу и если в первом попавшемся киоске увижу конверт с русским народным узором, то отправлю письмо тебе, если нет, оно осядет в моем архиве. Но как ты об этом узнаешь? Только в том случае, если получишь это письмо. Асманкель».

Письмо, написанное Наташе, осядет в архиве. В первом встречном киоске наш эпистоляр увидел конверт с восточным орнаментом.

Асманкель, прогуливаясь после ночного дежурства, остановился возле того киоска, где собирался купить стандартный письменный конверт месяц назад. Его не покидало ощущение дежавю. Будто он уже пробовал положиться на судьбу и ожидал найти конверт с рисунком средней полосы России, а нашёл восточную мозаику. И тогда тоже он вроде так и не отправил послание адресату. И это обстоятельство долго угнетало его. Внук Аскера и не подозревал, что ощущение, над которым он размышлял, пришло из глубины его генетической памяти. Один из его предков не завершил важное дело: не передал то, что следует, тому, кто продолжил бы это дело, и очень сожалел о том. Эта досада из прошлого, прошедшая в схроне ДНК долгий путь из поколения в поколение, начала проявляться в сознании потомка караимов. Незавершённое дело цеплялось за все недовоплощённые намерения, таким образом привлекая к себе внимание. Удели он этому вопросу ещё несколько минут, возможно, до причин дежавю он бы докопался. Но наш любитель дум не стал углубляться в свои мысли, это говорило о его неготовности к таким открытиям.

Сыну Барбека вдруг захотелось пройтись по набережной реки Даугава. И пока он соображал, в какую сторону направиться, к киоску подошёл его коллега по перу и товарищ по литературному клубу. Подошедший похвастался очередным изданием своей поэтической книжки и публикацией в популярном журнале небольшого рассказа. – Слушай, а что с твоей миниатюрой, где описывается киргизская степь? – Миниатюра моя не о киргизской степи. – А о чём же тогда?

– Об уделе, карме, о кузнеце, который куёт своё настоящее и будущее сам, во всяком случае, такая возможность не исключается. – Ага. Понятно. А ты чего здесь делаешь? Ждёшь кого? – Здесь я размышляю. И соответственно никого не жду. – А о чём думаешь, если не секрет? – О разном.

– И всё же?

– Видишь ли, мой любезный встречный, я написал месяц назад письмо одной знакомой из Сибири, но засомневался, нужно ли его отправлять. В подобных ситуациях, учил меня отец, самое лучшее – это положиться на случай.

Вот тогда я направился к ближайшему киоску и решил так: если конверт окажется с определённым узором, то непременно отправлю письмо, если нет, то оставлю себе.

– Зачем оставлять себе письмо, если оно написано другому?

– Я же говорю, что не уверен был, нужно ли грузить адресата? Иногда люди пишут самим себе. Возможно, я писал не ей, а себе.

– А, понятно. Как это на тебя похоже! Вот сколько у тебя рассказов, стихов?

– Немного.

– Достаточно, чтобы издать книгу. Но они у тебя при себе. Никому и никуда их не отдаёшь. Как письмо, держишь при себе. Зачем?

– Мои сочинения сырые.

– Не тебе судить. Спорить не будем. Лучше ответь на один вопрос: зачем ты пишешь, сочиняешь?