– Наверное, все это я говорю, прежде всего, себе. Так, ладно. Как Леону^>5* тебе сдохнуть не удалось, но если хочешь, гранату я оставлю.

– Спасибо. Второй, вот-вот я умру. Мы с тобой повидали немало умирающих. И ты не хуже меня знаешь, как серьезно относятся люди к своим последним словам. Ты всегда был мне симпатичен, –рука его начала костенеть, хотя он еще был жив. – Не спрашивай как, но я догадался, что ты хочешь пойти к Нулевому. Прошу тебя не делать этого. Запри тебя, безоружного, в клетке с голодными тиграми, у тебя и то было бы больше шансов выжить. Этот человек не будет милосерден с тобой так, как ты со мной, не оставит тебе гранату. Нулевой сделает так, что смерть станет твоей мечтой. Ты прочувствуешь, как никто, всю разницу между «умереть» и «умирать». Ты провел с Нулевым гораздо больше времени, чем я, но никогда, никогда ты не смотрел на этого агента трезво. Все свои знания о муках он… он… прим… применит на тебе.

Я разжал руку и побежал туда, где собрались новые убийцы. Когда они оказались на месте, то из пятна тени с другой стороны дома раздались мои прицельные выстрелы. И вот их семнадцать, «рассыпавшихся» кто куда. Взорвалась граната. Игра продолжилась.

Я не сдержал любопытство. Вращая взглядом вместе со стволами, осторожно добежал до трех трупов с бордовыми отверстиями в головах. Забрал еще несколько обойм для своих MP5, а также с радостным удивлением обнаружил сбрую с метательными ножами и снайперскую винтовку Barrett M82, прозванную Легкой Пятилеткой. Все трофеи забрал с собой, повесил винтовку за спину, хоть она и делала меня менее подвижным.

Я подложил под трупы гранаты, найденные у них при обыске. Их тела придавливали скобы, и я дергал за кольца. Со снайперской винтовкой ворвался в подъезд ближайшего дома, по пути метнув в горло одного из бойцов Организации нож. Снес выстрелом замок на чердаке. Подошвы прильнули к шершавому рубероиду. Крыша. Перевел дух. Осмотрелся через оптический прицел.

Сердце учащенно забилось: на соседних крышах – готовые к стрельбе снайперы. Я был на крыше девятиэтажного дома, они – пятиэтажек. В перечеркнутом кружке оптического прицела появились трое живых, которые подошли к троим убитым, придавливающим телами скобы гранат. Первым делом я прицелился в того снайпера, который тоже мог их увидеть в свой «одноглазый бинокль». Как только взрыв прогремит, убью его и только потом примусь добивать пострадавших от взрыва, иначе он обнаружит меня и убьет первым.

Взрыв! Словно многотонный валун упал на асфальт с неба. В нем растворился мой выстрел. Снайпер замертво свесил голову и руки через парапет, будто пытаясь дотянуться до земли. Я дернул винтовкой. Один круглый кусок мира вместо другого. Вся надежда на правый глаз. Взрыв не оправдал моих надежд: один, вместо руки у которого был теперь лишь обрубок с красными капающими лохмотьями, пытался встать, двое других, контуженные, стояли, пытаясь призвать тела к послушанию. Один из них устранен привычным выстрелом в голову. Он упал, да так удачно, что взорвалась вторая граната. Третий отлетел, но все-таки выжил. Я начал прицеливаться, чтобы добить обоих, представляя, как второй снайпер бежит к позиции, с которой сможет поймать меня в прицел. Сделав два выстрела, я ретировался. Обежал небольшое подсобное помещение, наросшее над крышей дома.

Со всей осторожностью я высовывал узкую морду снайперской винтовки из-за угла. Выстрел, раздавшийся с «вражеской» крыши, обдал меня фейерверком из кусочков кирпича и рыхлого цемента. В уши проник звук вертолетных лопастей, кромсающих воздух. Прицелился в снайпера и тоже промазал, ведь целиться не было времени. Сменил позицию. Его новый выстрел был направлен в прежнее место. Тогда я смело выбежал и выстрелил прямо из положения стоя. Забрал еще одну жизнь. «Жирный» вертолет уже был виден вдалеке. Его рокот смешался с воем полицейских сирен.