ЮР У вас с ними отношения были лучше?

ЕБ Да, с ними отношения у меня были лучше. Но Люба очень закрытый человек, никогда при мне не раскрывалась. Да и с отцом тоже. Он об этом много в дневнике пишет. И вот они такие были, и такие есть по сей день. Но никаких хамских, демонстративных и никаких требований от отца: отдай мне то, отдай мне это, у Любы не было никогда.

ЮР А ЗИМ откуда взялся, он же не купил этот ЗИМ, это же ему подарили или положено было?

ЕБ ЗИМ ему подарили, когда им всем давали первого Героя, им всем дарили соответственно дачу и ЗИМы. Дачу продали. Это Андрюшино желание было. Он боялся, что дети из-за дачи перессорятся.

ЮР Это понятно, это правильно, деньги можно разделить, а дачу разделить нельзя. Полагаю, ему тяжело было с ними жить, со своими детьми, потому что он чувствовал дискомфорт, поскольку он по характеру не такой человек, чтобы их поставить на место.

ЕБ Я думаю, что ему было очень тяжело с детьми. И в дневнике очень много об этом. Он такие вещи пишет о прошлой семейной жизни. С Клавой41 было трудно и были отдельные счастливые периоды, но сразу следующая фраза – очень любил детей. А ничего не получалось. Ну, наверное, очень любил детей, как он мог не любить их, когда чужих детей, вот мы по Аньке и Мотьке42 знаем, что он вообще готов их как кошка облизывать. Наверное, он маленьких очень любил, а потом какой-то пропал контакт.

ЕБ Я пришла к Андрею за каким-то делом. Такая деталь. Когда я приходила что-то работать, то я приносила всегда кофе, у них в доме никогда не было кофе. И еще что-нибудь пожевать, пачку печенья, например, потому что никогда ничего не было там.

ЮР То есть вообще ничего не было, ни поесть, ни попить?

ЕБ Про попить – не знаю. И вот 23-го, когда я уходила, возникла какая-то странная пауза. И Андрей, провожая меня к дверям, держал скрепку в руках большую и почему-то протянул ее мне, а я ее взяла с другой стороны, и он потянул ее на себя и сказал: Люся, останьтесь. А я сказала: не знаю, нет! И ушла. И когда я шла под его балконом, он стоял на балконе. А я шла и думала, может быть надо было остаться. Ну в общем, я была в растерянности, скрепку какую-то ощущала, как будто она осталась в руке.

ЮР Проводник.

ЕБ Да, проводник. Я ее отпустила и ушла. А 24-го опять пришла с кофе и с прочим. И осталась, и мы очень долго сидели, разговаривали о каких-то очень интимных вещах, об Андрюшиной семейной жизни, и я ему сказала: ты вообще тот еще возлюбленный, в первый раз в жизни – роман. Тебе даже нечего рассказать. Ни одного романа не прожил.

ЮР А это вы впервые перешли на ты?

ЕБ Он мне всегда говорил Люся, вы, иногда ты, в последнее время. А я всегда говорила Андрей Дмитриевич, вот до этого момента. И очень смешно и нервно было. Андрей стал стелить постель и достал новый комплект белья. Я спросила: что, специально купил? Он говорит: да. Я говорю: ну ты даешь! И какая-то разрядка произошла. Среди ночи я позвонила маме и сказала: мама, я не приду, это было два часа ночи. Она говорит: да я уж поняла. И утром, днем уже, мы приехали сюда. Мама лежала, она плохо себя чувствовала, и Андрей Дмитриевич пришел к ней в комнату и сказал: вот, я пришел с вами знакомиться. Потом обедали уже здесь, на этой кухне.

ЮР Не объяснялся, ничего не говорил о любви?

ЕБ Нет. Ничего не было, ни одного слова. У меня здесь около этого шкафа была полка и стоял проигрыватель. Я стала обед готовить и поставила первое, что там стояло. Это был Альбинони, и вот Андрей здесь сидел и вдруг начал плакать. Вроде знакомый, вроде незнакомый – я не понимала этого. В общем, я потушила свои эти самые бра, закрыла дверь и ушла. Прошло, наверное, полчаса, если не больше, потом он пришел в ту комнату, в первую и говорит: Люся, а мы обедать будем? Я говорю: ну, пойду сейчас доделаю. И сказала неожиданно ему – что? И жизнь, и слезы, и обед? И испугалась, что немного кощунственно, а он рассмеялся, и всякое напряжение прошло, по-моему, уже навсегда.