Ванюша. Понял, Софронюшка.

Фролович. А погорельцы – все в Москву и прут! Конечно, подавать перестанут, а как же! На Тверской вон нищих – не протолкнешься! Напасешься разве ж на всех денег?

Ванюша. В Москву погорельцы едут, потому что в Москве людей много. И думают погорельцы так, что у каждого человека милостыню попросить можно. Вот как они думают.

Софрон. Да попросить-то можно. А вот – подаст ли сей человек?

Фролович. У москвичей сердца ледяные. Их слезами не растопишь. А песни наши им даром не нужны.

Софрон. Правда. Песни таперича и не слушают. Год назад слушали, а нынче и не слушают. Верно Цао покойный говорил – уходить надобно из Москвы в Подмоскву. Тут народ посердобольней. Так оно и вышло. В деревне денег не подадут, а хлеба навалят. Ходим по Подмоскве, и слава Богу.

Ванюша. Цао умный был. Помнишь, Соплюша, как он тебе говорил: «Лучше не воровать, а просить»?

Сопля (суетится вокруг закипающего котелка). Да помню, помню… во, закипел. Просить-то завсегда безопасней. Но выпить тоже хочется. А водки подавать не принято.

Софрон. Господи, сдалась тебе эта водка! Дня не было, чтобы про водку эту поганую не говорил.

Фролович. От водки голова гудит и ноги слабнут.

Ванюша. Мой папаша покойный водку любил. Горькая она.

Софрон. Горькая, невкусная. Как ее пьют… не понятно.

Фролович. Человече все в рот тащит.

Сопля. А я люблю водочки выпить. Особенно зимой. От нее теплота по жилкам разливается.

Софрон. Деньги токмо на нее переводить. Гадость и есть гадость. А толку никакого. Ну что, братцы, обрадуемся?

Фролович, Ванюша, Сопля (готовя ложки, двигаются к котелку). Обрадуемся.

Софрон достает тряпицу, разворачивает; в тряпице лежит упаковка с мягкими ампулами; на упаковке живое изображение: на лысой голове человека вдруг начинают расти цветы, человек улыбается, открывает рот и изо рта вылетают два золотых иероглифа синфу.[7]

Фролович. Сколько?

Софрон (со вздохом). Семь.

Сопля. На два обеда не хватит.

Ванюша. Как – семь? Было же десять?

Софрон. Три вчера фараонам отдали в Перхушково, возле харчевни. Не помнишь?

Ванюша. Вчера?

Софрон. Вчера. Когда вы с Фроловичем пели про Кудеяра-атамана.

Фролович. Так он же не видал. Фараоны подошли, Софроня молча им три штуки и сунул. Чтоб не мешали. Они и отвалили.

Ванюша. Да. Стало быть, не видал я. А вы и не сказали.

Фролович. А чего зря языком ворочать?

Сопля снимает котелок с огня, Софрон кладет на середину клеенки обломок доски, Сопля ставит на него котелок. Фролович достает ложки, раздает.

Софрон. Ну, что, братцы, кинем пять, а две оставим? Или кинем все семь?

Фролович. Две нас завтра все одно не спасут. Обидимся.

Сопля. Обидимся.

Софрон. Обидимся.

Ванюша. Семь – не многовато ли?

Софрон. Круче заберет. В самый раз.

Ванюша. Как знаешь, Софронюшка.

Софрон разрывает ампулы, вытряхивает их содержимое в похлебку; достает пузырек с темно-красной жидкостью, капает в котелок семьдесят капель.

Софрон (Сопле). Давай сахар.

Сопля роется по карманам, достает целлофановый пакет и обнаруживает, что он пуст.

Софрон. Где сахар?

Сопля (шарит по карманам). Господи, я ж пакет не завязал… высыпался…

Фролович. А в кармане?

Сопля выворачивает карман; на конце кармана дырка.

Сопля. Утек сахарок… Простите, братцы.

Фролович бьет Соплю костылем.

Софрон. Гаденыш! Как мы жрать будем?!

Сопля. Простите, братцы, не со зла. Не со зла я. Не со зла.

Фролович. Вот гад! Ну, что тебе доверить можно?! Где мы таперича сахару возьмем?! А ну – хромай на станцию за сахаром! Живо, гнида!

Ванюша. У меня есть сахар.

Софрон. Какой? Откуда?

Ванюша. Так у меня ж башенка сахарная. Помните? Девочка подала во Внукове на рынке.