Конечности болели. Сердце не переставая билось в бешенном ритме, распространяя жгучий адреналин, пытаясь выровнять температуру тела, подстроив под обстоятельства. Вдали блеснула молчаливая молния, предвещая большую беду.

Впереди, на утесе, стоял одинокий дом, окруженный могучими вековыми деревьями. Река уходила вправо, намереваясь прервать движение огня. Да только я знал, ничто не сможет остановить это пламя. В одном из окон загорелся свет и показалась знакомая фигура.

– Нет, – со стоном боли, вырвалось из меня.

В доме был человек. В доме была она. Почему она все еще там? Почему не бежит к реке? Почему не спасается от неминуемой гибели?

– Причина в тебе, – надо мной раздался незнакомый, пробирающий до мурашек, голос.

Правое плечо пронзила боль, стоило незнакомцу коснуться его тяжелой ладонью, скрытой за черной дымкой. Ноги подогнулись под нечеловеческим натиском, и замерли, медленно опускаясь на колени. Неизвестный коснулся второго плеча, толкнув вперед, прямо в бурлящую реку. Холодные потоки прошлись по коже и исчезли, просочившись в сухую почву. Жар огня стал сильнее, а некто щекотал ледяным дыханием затылок.

В грудной клетке появилась стремительная боль, пронзающая до самого сердце. Мое тело прижимали к земле, повернув голову так, чтоб я видел, как к зданию подбирался огонь.

– Глупый, – произнес иной голос.

– Самодовольный, – да сколько вас? Почему вы не спасаете ее? Почему держите меня?

– Наивный, – заключил тот, кто прижимал меня к земле.

– Причина в тебе, – голоса слились в хор. – Это все ты, – треск деревьев не мог перебить их. – Нечего было играть в героя, сдерживая свою натуру. Не справился с собственной силой, вот она вырвалась, стремясь убить все, что дорого тебе, – еще два окна озарились светом, показывая мне мужской и женский силуэт.

– Глупый малыш, – молния сверкнула совсем близко.

Грудную клетку начало распирать, словно внутри что-то пыталось вырваться на волю. Я ощущал ядовитую смесь из злости и отчаяния. Страх липкой субстанцией поглощал тело, сжимая до боли затылок, в то время как жгучие слезы брызнули из глаз. Молния с оглушающим грохотом ударила в крышу здания.

Резко сев, схватился за часто вздымающуюся грудь. Сердце колотилось как бешеное, ударяясь о ребра с такой силой, что становилось больно. По вискам катились бусины пота. Жар медленно отступал, охлаждая сознание.

– Сон, – прошептал я, стоило лишь осознать произошедшее. – Всего лишь сон, – повторил с облегчением, проведя ладонями по потному лицу.

Белоснежная футболка насквозь промокла, как и постельное белье. Опять придется менять постель и заряжать стиралку. Мама явно что-то подозревала, хоть я и надеялся, на ее веру в мою излишнюю чистоплотность.

Свесив ноги на пол, потер лицо, прогоняя остатки сна. Взглянув на время, прыснул от смеха. Четыре часа ночи, я проспал всего ничего.

– Сатус, – прошептал я, резко поднявшись на ноги.

Собрав мокрую от беспокойного сна постель, направился в ванную, захватив с собой необходимые вещи. Закрывшись, бросил все на пол и стянул с себя потную, неприятно линующую к телу, ткань. Такими темпами все домашние вещи истончатся от бесконечной стирки. Положив вещи в стиральную машинку, закинул капсулу и выбрал быструю стирку с сушкой.

Нагое тело пробила дрожь от внезапного холода, хоть и дома всегда тепло. Посмотрев в небольшое окно под самым потолком, через которое виднелось темное небо, вспомнил про дом на утесе.

Первым силуэтом была Элен. Я никогда не видел ее лица во сне, и все же отчего-то знал – это она. Силуэты родителей появлялись редко. Кошмары пугали, не давая нормально спать. Не помню, когда последний раз проводил в постели больше пяти часов.