Теперь даже тень от настольной лампы не падала на лицо, но Тимати с иронией думал, что редко когда ему действительно удавалось «остаться за кулисами». Не то чтобы внимание не нравилось генералу, просто искренности в нём сквозило всё же мало. Если софиты или вспышки камер не преследовали его, так вечно льстивые сенаторы – двадцать четыре старца в белых одеждах и золотых венцах – обязательно навязывали своё общество… Вот, к примеру, тигриная маска, которую Юджин Кэнтвелл прислал пару дней назад вместе с пригласительным на именины дочери. Глупец! Неужели он и правда думал, что так легко всё уладит?..
– Грядут тревожные дни, – протянула ведунья с Порта Блаунс, к которой маленького Тима водила мать, интересовавшаяся «духами» и всем сверхъестественным. – Прольётся кровь – империю затопит кровь…
– Что вы такое говорите? – ахнула матушка, прижимая к себе одиннадцатилетнего сына, и прикрыла ему уши. – Побойтесь наказания!
– Жажда власти, страсть, ревность, месть – всё перемешается в одном котле…– продолжала старуха не своим голосом и как-то странно посмотрела на мальчика оранжевыми глазами, усмехнулась. – Всё начнётся с женщины. Конечно! Всему виной женщина… Тигр и Медведь сцепятся в смертельной схватке из-за женщины… Империя сгорит в пламени амбиций и интриг…
Тимати покрутил в руках тигриную маску и иронично рассмеялся, отложил её в сторону. Так вот оно что? Те самые «Тигр и Медведь»?..
А-а-, гори оно всё огнём! Как бы то ни было, генерал Файерблейз не желал мириться с Кэнтвеллами, это он знал наверняка. Но чего же на самом деле хотела его душа?..
Когда мысль, что маска – неотъемлемая часть театрального искусства, яркой вспышкой пронеслась в голове, Тимати отшвырнул её обратно на стол и достал портсигар. Маски, театр – всё одно! И как он только оказался столь глуп, что ждал от жрицы храма Мельпомены искренности?! Разве вся её жизнь не сплошная выверенная игра, и если в бесконечной грязи, притворстве и интригах он так истосковался по чистоте, что «пририсовал» её Сибилл, то кого в этом винить, если не себя самого?.. Она оказалась волком в овечьей шкуре, и наивен лишь тот, кто так страстно верил в мечту, что позволил себя одурачить…
Он ещё помнил Сибилл румяной пухлощёкой девчонкой, которая так разволновалась, поднося ему кофе, что чуть не упала в обморок. Она вся излучала свет и невинность, и это подкупило его. Ещё тогда, в гостиной дома её воспитательницы, Тимати догадался, что Сибилл смутилась из-за него, и эта мысль впервые за многие годы вызвала на его лице улыбку.
– Помните её отца, Тимати, дорогой?.. – Старуха Раф всё хлопотала за воспитанницу, и хотя Файерблейз видел её намерения насквозь, не препятствовал им. – Отис Грисель, придворный композитор! Какой талантливый был человек… И это на молодых денди, рассекающих по небу на новомодных самолётах своих папочек, мы променяли старые добрые честь и достоинство?..
Файерблейз сверлил глазами бусинки, за которыми скрылась пшеничная коса девчушки. Вспоминал её милые, почти ангельские завитки на висках и детские ямочки на щёчках… Когда же Нинни упомянула «те события», он нахмурился. Она смачно высморкалась в белый платочек.
– Да-а, – мрачно пробормотал Тимати, не доставая носа из стакана, – несладко нам всем тогда пришлось.
Он ещё видел в кошмарах тот день, когдареспубликанцы взяли под стражу монарха и всю его семью. О дальнейшей их судьбе ходило множество слухов: поговаривали, будто всю императорскую династию расстреляли или замучили голодом в подвалах, хотя ходили и другие толки, будто Его Величество бежал на Порт Блаунс, и даже повстанцы, сформировавшие новую власть в лице сената и консула, не рискнули бы искать его там. После извержения вулкана, случившегося в год свержения монархии, остров считали «проклятым», а беженцев, хлынувших в столицу, до сих пор обходили стороной как прокажённых, и те жили отдельными общинами. А если и находились смельчаки, отваживавшиеся на экспедицию на «проклятый остров», то и те пропадали без вести.