– Люди добрые-е!!! Это что же деется-то на белом свете-е?!! Помогите мне-е!!! Ох, Розаночка – деточка моя-я! Ой, Гречушка да Радушка – кровиночки мои-и!!! – с подвывом рыдала она, а две молоденькие девушки, сидя около нее на коленях и тихо плача, обмахивали бабу передниками.

Рядом с ними на траве сидел мужик со всклоченной бородой и налитым кровью лицом, беззвучно и широко открывавший рот, будто воздуха ему не хватало.

Возле него нашелся и Корр, который в этот момент что-то бубнил и делал пассы над головой и грудью мужчины.

– Как он? – спросил его Тай, соскакивая с коня.

– Да, вроде, уже ничего… – ответил Ворон, не оборачиваясь.

Тогда Тай, не подходя к ним, направился к дому, бросив в сторону Ли:

– А ты оставайся здесь, в дом не смей заходить!

Но, не успел он дойти до крыльца, как из двери вывалился еще один мужик. Он был помоложе и бледный, но такой же всклокоченный, как и тот, над которым сейчас ворожил Корр.

Мужичок далеко не ушел – плюхнулся тут же на ступеньку, да там и остался сидеть, раскачиваясь из стороны в сторону и тихонько воя – жалобно так и протяжно. И только, горемычный, успел пристроиться на лестнице, как в проеме показался Вик с мутным взглядом – этот был не просто бледный, а прямо зеленый какой-то. Ни на кого, не обращая внимания, принц тихо-тихо по стеночки спустился и направился куда-то за дом.

« И правильно!» – решил Ли, оценив его состояние: «Негоже принцу блевать при всем честном сельском люде!»

Минуты ожидания тянулись долго. Во дворе ничего не менялось, если не считать лица мужика, постепенно приходившего к нормальному цвету. Видать, сказывалась ворожба Корра.

Бабища также голосила, девушки также тихо плакали и махали на нее фартуками, а народ, за забором, также волновался.

Устав ждать и решив, что про него все забыли, Лион потихонечку двинулся к крыльцу. Обойдя раскачивающегося мужичка на ступенях, он бочком протиснулся в дом… и почти сразу пожалел о своем опрометчивом поступке.

В сенях, тут же за порогом, на спине, раскидав руки, лежала молодая женщина, пригвожденная вилами к полу.

Крови было не много. Так, только возле зубьев, что впились ей в грудь, виднелись на белой рубахе небольшие пятнышки, особо не заметные среди соломинок и кусочков земли, осыпавшихся с неочищенных вил. Глаза убитой были широко открыты, их застывший взгляд, и выражение всего лица, говорили о крайнем ее изумлении в последний момент жизни.

От этой бескровной, но такой явной смерти совсем еще молодой женщины, от этих уже неживых, но еще удивленных глаз, Лиону тут же поплохело и захотелось поскорей уйти. И нет бы, ему вернуться обратно, но ноги сами понесли его дальше в дом.

А там…

Первое, что увидел Ли, ступив в комнату, была валяющаяся посреди нее разбитая глиняная статуэтка Светлого. И она, и кружевная салфетка, на которой та когда-то, стояла, и охапка бумажных цветов, служивших ей украшением – все было свалено в кучу и щедро полито чем-то красным.

Это же красное, размашистыми брызгами, было и на побеленных известью стенах, и на оконных занавесках, и на перекошенной скатерти стола.

«Как соком помидорным…» – почему-то именно эта мысль пришла в голову парня. Мозги, по ходу, начали уже отказывать и ни в какую не хотели признавать очевидного.

Из-за стола, полуприкрытые съехавшей скатеркой, высовывались чьи-то небольшие ножки в простых, с деревянными подошвами, башмачках.

Ли чуть продвинулся, что бы разглядеть получше. Но его взгляд наткнулся на маленькую девочку, может еще и грудную. Она, в ярком цветастом платьице, как брошенная тряпичная кукла, раскинув ножки и ручки, лежала чуть дальше кучи с оскверненной статуэткой Светлого… ее голова напомнила Ли о раздавленных ногой шершавых орехах…