Откидываю сумку в сторону, падая на постель. Мне тяжело свыкнуться с жизнью без воспоминаний. Стоит задуматься о том, что моя память осталась где-то там, в водах озера, как внутри растёт пустота. Пробовала ли я расспрашивать Марию и Мишу про собственное прошлое? Да – и даже не единожды. Тётя тут же меняет тему разговора, а Миша просто отшучивается. Моментами бывает совершенно невыносимо: словно кошки скребут своими острыми когтями по рёбрам. Раздирают кожу и кости изнутри. Это почти больно. Первое время мне вообще было тяжело есть и спать.
И даже мои сны какие-то неправильные и странные. Вокруг темнота, да и только. Каждый раз я оборачиваюсь, но вижу лишь продолговатый стол и два стула в круге света – на одном из них сидит он. Я подхожу ближе, как и в остальных своих снах. Это мужчина. И пускай его лицо скрыто капюшоном плаща, а силуэт прячется за мешковатой тканью, я вижу его руки. И этого достаточно.
Открываю глаза, упираясь взглядом в потолок. Стоит мне прикрыть веки, как я вижу его силуэт. И тогда внутри у меня что-то натягивается и рвётся, а в левой лопатке что-то жжёт и покалывает. Во снах и коротких видениях я постоянно тяну руки к незнакомцу, но просыпаюсь до того, как мои пальцы касаются чёрной ткани. Он каждый раз ускользает от меня. Этот незнакомец существует лишь в моих снах, просто фантом. Ошибка моего больного разума. Но с каждым его появлением в моих снах мне всё тяжелее и тяжелее его отпускать.
Я поднимаюсь со своего нагретого места и в пару шагов дохожу до рабочего стола, выдвигая самый верхний ящик. Там я храню небольшой блокнот, в котором записываю и зарисовываю свои короткие сны, не желая забывать их. Да и интерес к личности того мужчины пожирает меня изнутри. Блокнот обычный, чёрного цвета. Я открываю страничку с закладкой. Вчерашний сон и портрет мужчины в капюшоне – все эти рисунки мало отличаются друг от друга. Но я свято верю, что это поможет разгадать мою маленькую тайну.
Двадцать четвёртое ноября.
Комната тёмная. Эта темнота, будто осязаемая, холодит кожу. Так, что вдохнуть лишний раз почти невыносимо. Я буквально ощущаю самыми кончиками пальцев ласку тьмы.
В середине стоит стол. В этот раз он завален открытыми книгами и скрученными пергаментами. Увы, буквы смазываются, и я не могу разобрать ни слова. Но вот что я замечаю: книги старые. Потрёпанные, с пожелтевшими страницами. Некоторые обтянуты кожей, обложки инкрустированы камнями. Уверена, они драгоценные.
Мой милый фантом снова располагается на стуле, а я сажусь напротив. О, я всегда поражаюсь его длинным и аккуратным пальцам. Готова наблюдать часами за тем, как перо крутится между указательным и средним или как он переворачивает страницу книги.
Вглядываюсь в лицо под капюшоном, но там лишь непроглядная темнота. Какое же оно у него? Вытянутое, острое или округлое? А глаза: голубые, зелёные, карие? Взгляд пронзителен или мягок? Длинные ли у него волосы? Или короткие? Светлые? Тёмные? Жёсткие, как солома? Или мягкие, как шёлк? Хочу подскочить, скинуть с него капюшон и наконец увидеть его лицо. В этот раз от напряжения даже прокусываю щеку, так как утром во рту чувствую металлический привкус.
В итоге я не выдерживаю. Касаюсь его – точнее, пытаюсь. А потом подскакиваю на постели.
В этот раз он какой-то напряжённый.
Просыпаясь, я каждый раз возвращаюсь к старым записям, перечитываю их, а затем сажусь за новые. Это помогает мне наблюдать за снами со стороны, словно я – зритель в театре. И вот что я заметила: последнюю неделю этот фантом… выглядит отрешённым. У него появляются привычки до хруста заламывать пальцы, кусать кончик пера и отбивать незамысловатый ритм пальцами. Он начинает казаться мне живым. И тогда я задумываюсь: а есть ли кто-то «на той стороне»? Кто-то, кому я снюсь в таком же чёрном капюшоне? Кто-то, кто не может коснуться меня?