– А у тебя болит бок, – мельком взглянув, сказал Тарас. – Не надо лезть. Потом попрощаешься.

Мур вдруг решился, пошел к лабиринту и уже на ходу оглянулся:

– Лучше сейчас. Ему же страшно.

Лезть, конечно, было неловко и немножко больно в боку – хотя по размеру он, конечно, протискивался; но вот куда? Давно он тут лазил. Но ничего, повороты вспоминались; в конце концов, прошлой осенью времени тут было проведено немало… Бок заболел так, что он начал потеть в душной трубе, до блеска отполированной животами школьников. Он выбрался в аквариум. Тут тоже было душно и пахло пластмассой. Магнитные рыбешки вблизи казались еще противнее, чем он помнил. Он собрался было лезть дальше в трубу – и обнаружил, что Маус – вот – лежит в трубе, головой к аквариуму (где это он сумел развернуться?) и внимательно смотрит.

Мур сел на пол аквариума и привалился спиной к теплой скользкой стенке. Переждал, пока сколько-нибудь утихнет бок. Маус сказал:

– У тебя бок болит.

– Болит. Ну и что.

– Игнатий рассердился?

– Ты его знаешь?

– Видел… Издалека.

– Я его просил, чтоб мне тебя оставили.

– Просил?! – Маус вскинул башку и треснулся затылком об край трубы. – Ой… А он что?

– Ничего. Говорит, не его уровень решений. Говорит, нам не позволят видеться… Алешка, ты ведь видел меня раньше? Давно-давно?

– Ты – тот Большой Мальчик, которого я искал на терминале Ореада, чтоб… Ну, не важно. А ты меня им обратно отдал.

– Искал? Еще тогда? – что это еще за тайны?

– А ты ничего не знал… И сейчас ничего не знаешь. И теперь ты вообще меня даже не узнал. Не узнал?

– Мне казалось, что я тебя где-то видел. Но – да, не узнал. Ты же так вырос.

– Вообще-то я обиделся. Думал, ты родной будешь, а ты – какой-то железный царевич. Потому я и стал тебя злить… И драться. Теперь прошло, да толку-то… Ладно уж… Жаль. Надо вылезать.

– Так вылезай. Я еще немножко посижу…

– Я боюсь.

– Говорят, тебя и пальцем не тронут. Ты, говорят, в единственном экземпляре. Беречь обещают… Тебя тоже Близнецы отдельно воспитывали?

– Не… Я – почти как все, тренировки только, конечно, отдельные, и некоторые уроки. Но Близнецы… Да ну их, они страшные. Как посмотрят… Так чувствуешь себя лабораторной крысой. Всякие контрольные испытания они проводили, да. Они говорили, что я их прохожу – «Почти, почти как Мурашка». А Мурашка – это ведь ты. Твои треки – это теперь эталон, ты знаешь? В общем… Я хотел найти тебя. Нашел. А ты… Никакой вовсе даже не волшебный. Ну, все равно хорошо, что ты живой и я тебя нашел. А ты что, тут останешься, в этой простой школе?

– Нет. Ты что-то со мной сделал, Алешка. Разбудил, что ли. Я больше не хочу быть собственным чучелом. Хочу… Стать собой.

– Ну и стань, – Маус нечаянно посмотрел вовне, на всех этих взрослых, окруживших Игровую, и его затрясло.

Мур скорей спросил:

– Что с тобой случилось? Расскажешь?

– Да… Я убежал… Понимаешь, они сначала дали корабль, большой, потому что я летаю лучше всех, а потом сразу захотели отобрать, потому что я очень плохой, неуправляемый, никого не слушаю… И я его взорвал.

– Корабль. Взорвал. Свой корабль!! Новенький! – Мур перевел дыхание. – С людьми?

– Нет, конечно!

– И корабль тебя послушался?

– Но ведь он был еще мой.

– Корабль жалко, – вздохнул Мур. – А у тебя, наверное, вместе с кораблем и мозги взорвались.

– Я весь взорвался. Я был там. На связи. Корабль меня выкинул в ротопульте. Корабль добрый. Он любой ценой спасает своего навигатора, даже такого… который его взрывает.

– А ты хотел вместе с ним… на молекулы?

– Хотел, – вызывающе сказал Маус. – И что?

– А теперь прошло?

– …не знаю, – сник Маус. – Живу ведь…