Мне тогда было пятнадцать. Еще невинна и беззащитна. Он догнал меня и повалил на землю лицом вниз, я же издала истошный крик, который и услышала Варя, сестра словно почуяла, что мне нужна помощь. Пока эта скотина заламывала мне руки, пытаясь одновременно стянуть шорты, Варя подскочила к нему сзади. И послала такой мощный заряд магии, что он умер сразу же, корчась в конвульсиях, по телу расцветала сине-фиолетовая сетка вен, как от удара молнии.

То была первая человеческая жертва Вари. Вторая была в тот же год, только зимой, дома, когда уже саму Варю пытался изнасиловать мамин хахаль. Правда, там все обошлось более благополучно для обеих сторон: урод перенес инфаркт благодаря тому, что мама пришла с работы раньше и сразу вызвала скорую, а сестренка осталась невредимой.

М-да…

– Чего стоишь? Кого ждешь?

Веселый родной голос прерывает цепочку неприятных воспоминаний. Оборачиваюсь и вижу, как Варя идет, держась за руку с Кевином. Оба счастливые.

– Я тут подумал, что стоит отметить наш приезд! – Кевин показывает бутылку вина, которую держал в руке.

– А где фужеры?

– И это говорит та, которая упрекала меня в неприспосабливаемости к условиям жизни с вами, – язвит Кевин в ответ. Он улыбается своей прекрасной улыбкой, а в ореховых глазах пляшут задорные огоньки. Тяжело слушать русский язык в его исполнении. Он все больше отрывается от Саббата и прошлой жизни. Еще немного – и, действительно, у нас будет Кеша, а не Кевин Ганн, шотландский мальчик из Блэкберна.

Он берет меня под руку, и мы все трое смотрим на водную гладь озера.

– Потрясающе! Меня окружают две самые очаровательные девушки в мире! Да еще и бутылка вина, закат, озеро…

Кевин произносит все так, будто только что сбылась его мечта. Это вызывает у нас с сестрой смех.

Мы спускаемся к водоему, после чего Кевин с помощью заклинания эффектно выталкивает пробку из горлышка, словно в руках у него шампанское, а не простое вино. Варя закуривает, глядя на озеро, которое в закате стало огненным: наверное, на дне Брода черти разожгли свой инквизиторский костер.

Бутылка идет по рукам, каждый делает глоток. Вино белое сухое, оттого и с кисловатым вкусом; «вкус грусти», кажется, так его однажды определила сестра. Сейчас я согласна с этим. А что еще остается делать глупой девчонке возле Брода, которая потеряла любовь, но взамен обрела сестру? Только грустить…

– Помнишь? – Варя кивает на кусты сирени, в которых она спасла меня. Я тоже киваю.

– А что там было? – по голосу Кевина ясно, что он ожидает какую-то пикантную подробность.

– Я там впервые убила человека.

Варя не говорит, а рубит своей честностью. Кевин смотрит на нее с некой примесью страха, недоверия и изумления. Я пытаюсь смягчить ответ сестры, открывая Ганну правду. Ведь он знает начало истории.

– Помнишь, в Италии я убегала от вас из клуба? – Кевин кивает. Не удивлена. Как такое забыть? Думаю, он помнит еще потому, что я напилась там и танцевала с Рэйнольдом возле открытого пламени. А ведь это было свидание с Кевином, после которого планировалось, что он представит меня Светочу как свою девушку. Но именно тогда все пошло наперекосяк. Оденкирк окончательно заменил Ганна в моих мыслях, я уже не хотела быть ни с кем, кроме него.

– Так вот, я вспомнила тогда то, что произошло здесь, на озере. Трое парней бежали за мной, хотели изнасиловать. Во время погони двое отстали, а один, самый прыткий, нагнал меня вон в тех кустах сирени и повалил на землю. Если бы не Варя, то он бы меня растерзал…

Кевин смотрит то на меня, то на свою девушку.

– И ты его убила? – Он все еще не верит, жаждет подтверждения. И Варвара кивает.