Вячка дал не заметив вложенной в словарник бумажки. Бельская вынула бумажку, прочитала написанное на ней и положила на парту Койранского. На бумажке было написано начатое, неоконченное стихотворение:

Об этом начатом и неоконченном стихотворении Вячка забыл. А теперь стало неловко. Он смущенно смотрел на учительницу и видел, что она рассержена, даже голос ее стал другим, каким-то глухим, грудным.

Вячка демонстративно изорвал бумажку.

После этого случая Бельская опять перестала замечать Койранского, на его вопросы не отвечала, либо отвечала односложно и раздраженно.

«Чего она злится?.. Что я ей сделал?..Какое ей дело до меня?» – думал о ней Койранский.

Этой осенью брат посоветовал Вячке начать печатать стихи, например в журнале «Нива». Эта мысль до сих пор как-то не приходила в голову Вячки. Он обрадовался. Они с братом отобрали два стихотворения и Вячка послал их в Петербург, в знаменитый тогда журнал.

Эти стихотворения были: «Спириты» и «Захолустье». В первом Вячка осмеял и осудил спиритизм, как обман. Тогда занятие спиритизмом было очень распространено среди интеллигенции. И сам Вячка не раз проводил вечера за верченьем блюдца, обманываясь и обманывая других. В стихотворении «Захолустье» изображался идиотизм жизни обывателей-мещан в небольших городах России (примером послужил город Б.), ничтожность их интересов и отсутствие каких-либо идеалов и стремлений.

Новое чувство присоединилось к счастью Вячки, чувство гордости, своей значительности и ожидания, что все будут читать его стихи и оценят его, как «нашего» русского поэта.

Все улыбалось тогда Койранскому: его беззаветно любила Соня, он свободно занимался поэзией и его стихи будут печататься, его имя узнает вся Россия, он был одним из первых по успеваемости в классе, учителя и товарищи любили его.

Вот только Бельская за что-то невзлюбила его, и это было очень неприятно Вячке. Он не считал, что в чем-то виноват перед ней, и старался забвением отделаться от этого неприятного чувства, как ложка дегтя испортившего ему настроение, его счастливое состояние.

Эта ложка дегтя была – несправедливость к нему учительницы французского языка и ее обидное отношение к нему этой славной девушки, которая только на один год была старше Вячки.

С чувством уверенности в лучезарном будущем Койранский проводил Свою Соню и ее сестру Галю на рождественские каникулы в Б., усадив их вагон на пражском вокзале.

А через два часа сам уехал в К., к сестрам.

Каникулы прошли, как обычно, ни весело, ни скучно. Но Вячка был так счастлив, что всех заражал веселостью, счастьем и доброжелательностью.

Вероятно, сестры впервые ощутили, что их брат уже не мальчик, что у него есть своя, незнакомая им жизнь, и эта жизнь его чем-то богата, потому что он всегда весел, остроумен, полон жизнерадостности. В довершенье, сестра Давидович, жившая в К., где Вячка два года учился, сообщила о переводе ее мужа в Варшаву и просила Вячку на два дня раньше вернуться в Варшаву, чтобы помочь ей в устройстве.

Счастливый Вячка прехал, как его просили, но, оказывается, нужно было приехать днем раньше. Все же он в чем-то помогал.

В день назначенного возвращения Сони с каникул Вячка приехал на вокзал встретить ее.

Подошел брестский поезд. Из вагона вышла Галя и ее ухажер Петрашев, работавший разъездным почтовым чиновником.

Сони нет с ними. Сердце у Вячки упало, почувствовав несчастье. Он сдавленным голосом спросил:

«Почему нет Сони? Заболела?»

«Твоя Соня тебе рога наставила!» – цинично заявила Галя.