А теперь, как настоящий изврат, получаю удовольствие. Трахаю ее и дурею.

— О тебе, — Исаева хлопает длинными, слипшимися от слез ресницами. Пялимся друг на друга. Глаза в глаза.

Впиваюсь пальцами ей в бедра, максимально вжимаю в себя. Замираю в ней на полную длину. Рассматриваю красивое лицо, мну белую, словно фарфор, грудь. На контрасте с остальным телом кожа под бельем у нее бледная и тонкая, каждая венка просвечивает.

— Это всего лишь секс, Шумаков. Не думала, что ты придаешь ему такое большое значение, — бормочет с придыханием и присасывается к моим губам.

Отвечаю. Чувствую ее язык у себя во рту. Даю ей мнимую свободу. Закрываю глаза, отдаваясь ощущениям от этих неумелых скольжений.

Сжимаю ладонью тонкую шею. Припечатываю Исаеву к дивану так, чтобы пошевелиться без моего согласия лишний раз не могла.

Погружаюсь в нее все так же медленно. Самого бомбит дико.

Хочу глубже, жестче, быстрее. Сзади. Чтобы на четвереньках передо мной стояла. Стонала громко и глаза закатывала. А вместо этого мы зависаем в каком-то штиле.

Трогаем друг друга. Гладим. Рассматриваем. Синхронно задерживаем дыхание при каждом новом толчке.

Сконнектились за секунды.

Перестраиваюсь на ходу. Соображаю быстрее, чем обычно, потому что на автомате не выходит. Мозг отключать нельзя.

— Ты не хочешь этого слышать, — просовываю руку Алёнке под поясницу и улыбаюсь как дебил.

Конечно, всего лишь секс. Именно поэтому у нее взгляд бегает и она сама расслабиться не может.

Какой, сука, всего лишь секс?

— Выдохни, — пробегаюсь пальцами по растрепанным кудрявым волосам. — Расслабься. Или это месть такая? — улыбаюсь. Касаюсь ее губ своими. — Слишком сильно сжимаешь.

Скольжу ладонью по округлому бедру, подхватываю Исаеву под упругий и просто охренный зад.

Крышу сносит, если честно.

— Я постараюсь.

Она шепчет. Горячее дыхание обжигает висок и щекочет кожу. Оба находимся в каком-то коконе. Ничего вокруг нет. Я и она. Только я и она.

Это пугает. Просыпающаяся нежность в совокупности с диким желанием и похотью. Но нежность. Грань пройдена, назад дороги нет и не будет, что бы я ни сказал и ни сделал после.

Я не жалею. Ни о чем не думаю.

О ней разве что. Только о ней. Так бывает вообще?

Алёна красивая. Чувственная. Охуенная. Меня кроет от нее. Как от наркоты вставляет. Страшно пиздец.

— Давай по-другому, — отстраняюсь.

Алёна сразу закрывается. Не физически, морально. Смотрит настороженно, но все равно тянется ко мне.

Сажусь на диван.

Почему мы это делаем? Какого вообще хера?

— Иди сюда.

Алёна перекидывает ногу. Головка члена упирается в развилку ее бедер.

— Сядь сверху. — Обнимаю ее. Скольжу ладонью по спине, давлю на поясницу. — Ты охуенная, — толкаюсь бедрами вверх, погружая головку в мокрое, горячее лоно.

Алёна облизывает губы, крепко обнимает меня за шею, все еще не присев самостоятельно ни на миллиметр. Нервничает. Сжимается сильнее.

Прикрываю глаза, запрокидываю голову на спинку дивана.

Штормит страшно. В мыслях я уже давно засадил ей по самые яйца. В реальности мы зависли в точке невозврата. Когда назад идти смысла нет, а вперед…

Вперед ей теперь страшно.

— Ну же, — целую в губы.

Алёнка опускается ниже, вздрагивает и замирает.

— Мне чуть-чуть больно.

— Расслабься. — Обхватываю ладонями ее щеки и зарываюсь пальцами в волосы. — Я тебе помогу.

Опускаю руку, прижимаю пальцы к ее мокрой промежности, скольжу по клитору самыми кончиками.

Смотрю Исаевой в глаза. Они у нее мутные. Губы приоткрыты. Каждое движение моих пальцев срывает с них стон. Алёнка напрягается, впивается пальцами мне в волосы и, похоже, сама не замечает, как соскальзывает вниз по члену сантиметр за сантиметром.