К Новому году резали поросят. Надя тоже собралась резать кабанчика. Единственная возможность обменять в городе мясо на кое-что из одежды и утвари. Она попросила у старшего сына Юрасихи помощи. Гаврила кое-как справился, помучив животное.

Разобрали внутренности, нажарили печёнки с салом, накормили Гаврилу. А сами с Юрасихой уселись в натопленной горнице за столом.

– Раньше до Рождества постовали, теперь, когда хочешь – режь да ешь. Фёдоровна, помянем кабанчика. С Танькой новые сапоги справите, рейтузы.

Юрасиха опрокинула рюмку. Заела аппетитно пахнущёй печёнкой с жареным луком, хрустящим, кислым до оскомины огурцом.

– Ты так и поишь младенца самогоном?

– Что ты, Фёдоровна! Это только по праздникам! Ничего ему не будет, поспит побольше. Вырастет всё одно водку жрать станет…

Надюша покачала головой.

– Хоть убей – она своё… К весне народу в селе прибавится, баб много на сносях. Работают мужики – молодцы. Откуда силы берутся.

– Тут, подруженька, сила не при чём, – плюнул и готово…

– Ну и потешница! – захохотала Надя.

– Давай лучше споём нашу любимую…

И они затянули «По диким степям Забайкалья» …

Долго сидели, вспоминая молодость, родных и знакомых, горюя о несбывшемся, строя планы на будущее. Их дружба с детских лет была испытана. Окрепла в годы войны, помогая выстоять и не сломиться. И сейчас держала на плаву, не давая пасть духом.

Нет лучшего лекарства для женщины, чем беседа с любимой подругой. Она выслушает и поддержит просто потому, что тебе плохо, а не потому, права ты или нет, плоха или хороша. И прибежит в любое время, бросив неотложные дела. Поругает тех, на кого ты сегодня в обиде, похвалит тех, к кому ты сегодня была добра. Подруга – доктор, мать, сестра и советчик в одном лице. И не надо мудрёных психотерапевтов, – подругам бы побольше времени да место, где они могли бы поплакаться друг другу в жилетку. Им просто повезло найти друг друга в этой запутанной жизни.

…Татьяна свернулась калачиком на маленькой горячей лежанке. Её трясло, как в лихорадке.

– Только бы не заболеть, – она натянула на себя ещё одно одеяло. – Мать напугаю.

Она не поехала в больницу, как ни уговаривала её медичка. Хорошая баба, добрая, не сплетница. Единственная, кто, кажется, её жалеет. Остальные ждут как бы уколоть, будто у них что-то украла.

По селу праздновали Святки. И хотя эти праздники начальством не приветствовались, народ любил их и праздновал. Ходили ряженые, сеяли-веяли-засевали, славили коляду. Молодёжь подпирала брёвнами ворота, таская их от соседа к соседу, пугала баб из-за угла масками, вывернутыми на изнанок тулупами. Веселились. Приняла было участие в игрищах и Таня, но досужие девки расстроили до слез, пришлось уйти. Особо старалась Верка Мухина. Ей то что за дело? «Думают, я продолжаю с Яшкой встречаться, и что дитя от него. Маньку им жалко, а меня не жалко, когда она Яшу увела. Пусть спасибо говорит, что не зову – прибежит как миленький. Только не нужно это мне: раз предал и другой предаст».

Согревшись, сбросила одеяло. Перевернулся ребёнок, она испуганно притихла, положив ладонь на живот. Значит, половину срока уже. Отчего так получается: и любят её парни, и жениться хотят, а она одна? Девки дружат с одним – замуж за другого выходят. Колька хоть и говорит, что заберёт, но мать не даст. Как увидит её, так из глаз змеи лезут, так бы и удавила, хотя Татьяна ей худого слова не сказала. Конечно, она плохо поступила, что поддалась Кольке. А сколько девок до свадьбы отдаются, потом замуж выходят – и ничего. А как с ней такое случилось, так плохая. Да, они без отца живут, да, нет у них богатства, а у кого оно сейчас есть? Яша женился на богатстве, ходит как в воду опущенный, его жена ей проклятия шлёт. Весной уедет к Кольке, пусть от злости давятся.