– Как сделать, чтобы бабочки в животе не трепыхались? – спрашивает вечером Сара нас с Эдди, отправляя в рот вилку с накрученными на нее макаронами и пачкая губы томатным соусом. Завтра у нее словарный диктант, и она очень волнуется.

– Когда я учился в школе, то представлял нашу учительницу в одном нижнем белье, – говорит Эдди.

Его дочь хихикает и оборачивается ко мне:

– А ты тоже так делала, Лима?

– Не помню такого, – отвечаю я. – Но мне обычно помогало пару раз глубоко вдохнуть носом, а потом выдохнуть ртом.

– Наверное, это идея получше, – говорит Эдди дочери. – И вообще тебе везет: профессор психологии дает бесплатные советы.

– Ты сегодня останешься ночевать? – интересуется у меня Сара. Ее вопрос удивляет, ведь я никогда не оставалась у них посреди рабочей недели.

– Э-э, ну…

– Поможешь мне подготовиться к словарному диктанту, – настаивает девочка.

Эдди улыбается.

– Я уберу со стола, а вы занимайтесь учебой.

Похоже, он решил все за меня.

Ночь. На часах 3:03. В конце концов я осталась ночевать у Эдди, но мне никак не удается заснуть, и я верчусь с боку на бок в его постели. Лодыжка все еще побаливает после неудачного преследования Кристины по лестнице бизнес-центра, но не спится мне не из-за этого.

«Она снова в беде».

Слова Кристины Каделл о маме юлой крутятся в голове.

Пожар в груди опять разгорается. Это похоже на злость.

А если мама все еще жива и вляпалась в какие-то неприятности из-за того типа? Но почему именно я, еще в детстве брошенная ради кого-то другого, должна вытягивать ее из передряги, в которую она угодила? Я столько страдала, лишившись матери в подростковом возрасте! И ради чего – чтобы она могла закрутить интрижку?

Кристина сбежала. В «Новых горизонтах» не нашлось никого, кто подсказал бы мне способ отыскать маму. Я понятия не имею, как на нее выйти и предупредить об опасности, – если мама на самом деле еще жива. Почему именно на меня возложено разгадывание этой невозможно сложной загадки?

Я беру с прикроватной тумбочки Эдди мамин браслет с подвеской и смотрю на него, на гравировку, на царапинку с краю, пытаясь напомнить себе: я не знаю наверняка, правда ли то, что говорили Кристина и Джоан.

Вот бы кто-то мог пролить свет на старые дела! И тут до меня доходит. Перл, самая давняя лос-анджелесская мамина подруга, которая до сих пор присылает мне открытки на каждый день рождения. Когда мама только приехала учиться в Лос-Анджелес, они с Перл были соседками по комнате. Перл может знать, встречалась ли мама тогда с кем-то, кроме папы.

В дверях спальни Эдди появляется Сара, заставив меня вздрогнуть от испуга.

– Мне приснился страшный сон, – жалуется она. – Я боюсь идти обратно в кровать.

Спящий Эдди безмятежно похрапывает рядом со мной.

– Хочешь, я пойду с тобой? – спрашиваю я девочку.

Она кивает. Я встаю и иду следом за Сарой по коридору в ее комнату. Она ложится на свои лавандовые простыни, я тоже пристраиваюсь на ее односпальной кровати.

– Мне страшно, потому что я боюсь плохо написать диктант, – шепчет Сара.

– Постарайся глубоко вдохнуть носом и медленно выдохнуть ртом, – советую я.

Она берет меня за руку, придерживая свободной ручкой одеяло, и закрывает глаза.

Я смотрю, как девочка делает глубокий вдох, как ее маленькая грудная клетка сперва поднимается, а потом опускается, и вспоминаю, как моя мама когда-то лежала рядом со мной в постели, когда я была перепуганной малышкой.

На глаза наворачиваются слезы, поэтому я тоже глубоко вдыхаю. И на секунду бабочки в животе перестают трепыхаться.

Январь 1998 года

В «Новых горизонтах» нас кормили в большой столовой за квадратным деревянным столом. За каждой пациенткой было закреплено место с именной биркой. Девушки чередовались с консультантами, которые помогали им справиться с трапезой. Присутствовать полагалось даже Эмили, которая отказывалась есть.