История жизни Фили оказалась довольно запутанной и необычной. Родителей своих Филя совсем не помнил, всю юность провёл в детдоме под Красноярском, в который попал пятилетним ребёнком. Какая-то добрая душа оставила его возле детдома, привязав точно собачку к металлическим воротам. Стоял декабрь, и сколько времени провёл Филя на морозе никто не знал. Обмороженного ребёнка в общем-то спасла няня, услышав ночью как кто-то тихо плачет на улице. С тех пор у Фили остался периодический надрывный кашель, хриплый, словно прокуренный, голос, хоть он никогда не курил, и нелюбовь к зимним морозам. С ним была записка – корявым почерком было выведено, что он сирота и зовут его Фил…, далее кусок газеты намок, и то ли это Филипп, то ли Филимон, то ли ещё как, не было понятно, посему, не мудрствуя лукаво, директор детдома при оформлении документов оставил это имя, а фамилия стала Красноярский. Таким образом, Фил Красноярский вошёл в официальную жизнь Советской страны. Следует заметить, что в существующей тогда графе национальность долго не было записи, воспитательница говорила, что в ту пору в тех краях видели цыганский табор. Была мысль, что больного ребёнка, который стал не нужен, подкинули они, но так как на цыгана он был не похож, а с возрастом ни раскосых глаз, ни потемнения кожи не появилось, то через некоторое время в графе национальность появилась запись – русский…

Говорят, что родственную душу определить довольно просто. Это человек, с которым комфортно молчать. Довольно часто мы общаемся с людьми, которые нам совсем не интересны и за потоком пустой болтовни умело, как нам кажется, прячем своё равнодушие к неинтересному нам собеседнику. Наступившие паузы становятся жутко неудобными, словно мы подглядываем за чем-то очень неприличным, тщательно скрываемым от нас. Молчание действительно золото, но только с родственным по духу человеком, средство, замещающее многословие пустых фраз и ненужных поступков…

Молчание с Филом было уютно. Мы спокойно ели, добродушно поглядывая друг на дружку, также молчаливо осилили ещё один багет. Съев Доширак, Филя тщательно отёр большую ложку, помешал маленькой сахар в пластиковом стаканчике с чаем и, так же тщательно её вытерев, завернул их в тряпочку. Что-то пробормотав одними губами, он сказал вслух:

– Ну, вот, поели, и слава Богу! – и блаженно улыбнулся.

– Думаешь иногда вот, много ли человеку надо, – сказал он, обращаясь ко мне – но вот когда только поешь, так первые минуты просто благодать. Желудок отключает все иные пожелания – только сытость и тишина, но вслед за этим, через часок, появляются и новые потребности – и то хочу, и другое, а потом, через некоторое время, как опять проголодаешься, весь кругозор опять сжимается до одной только мысли – пожрать и только пожрать. А вот выдержишь несколько дней без харчей, начинаешь к еде спокойно относиться и можно услышать – чего твоя душа иногда желает. В этом то и весь смысл православного поста…

– Есть, правда, одна притча… – Филя хитровато улыбнулся. – Жил-был когда-то один человек. Был он, впрочем, как и все мы, вроде бы и не хороший, и не плохой. Старался поступать по совести, правда, почему-то довольно редко это получалось, но как только приближался Великий Пост, он начинал суетиться, всё хотел молитвы почитать, в церковь сходить и всё собирался начать поститься, сначала хотел в первый день, потом со средины поста, потом хотя бы в последний день… Да только все вокруг говорили: – Куда ты всё спешишь, успеешь ещё. Здоровье побереги! У тебя ещё всё впереди! Так он и жил, никуда не торопился – а зачем спешить, если вся жизнь впереди. Будет ещё пост, и молитвы почитает, и в церковь сходит… Но как-то однажды утром разбил его инсульт, и оказался он прикованным к кровати. И оказалось, что всё уже давно позади и спешить уже некуда, да и сил уже нет. И возопил он: – Да как же это так! Что ж вы все раньше меня останавливали! Вы во всём виноваты! Да только услышал он в ответ: – А что же ты сам никогда ничего не делал?!