И так, в тот далёкий день и год я почему-то оказался в одном из достойных представителей плеяды этих кровососов "Ашанов" на шоссе Энтузиастов. У меня с детства почему-то сложилось твёрдое убеждение, что история, особенно отечественная, это такая шустрая тётка с извращённым чувством юмора и непредсказуемым характером, когда тянущееся тысячелетиями состояние диаметрально меняется в несколько дней, причём загадывать и объяснять её метания могут либо дураки, либо гении. Как иначе можно объяснить, что бывший Владимирский тракт ("Владимирка"), по которому шли этапом в Сибирь на каторгу, переименовали в 1919 году в бодрящее сердце и уши «Шоссе Энтузиастов», и теперь десятки тысячи наших сограждан ранним утром спешат на добровольную каторгу в Москву по шоссе с этим замечательным названием. Для смягчения терзаний измотанного непосильной работой населения и облегчения их кошельков, и был выстроен торговый центр под значимым названием «Город», в котором и расположился упомянутый выше Ашан.
Выйдя из ряда касс с полной тележкой непонятно чего, несколько осоловевший и уставший от всеобщего гармоничного бардака милого сердцу супермаркета, я увидел Фила. Подозреваю, что в этой жизни нами руководят наши подспудные желания и привычки, а не наш отточенный интеллект и острый ум, которыми мы, по своему скудоумию, периодически гордимся. Ослабевший организм, насмотревшись на всё изобилие этой жрачки, банально хотел есть и пить. Фил сидел между двумя вывесками. На одной, на фоне Фольксвагена сиял белозубой улыбкой смазливый жеребец в солнцезащитных очках, указывая пальцем на надпись "Положись на нас!", причём в слове "положись" две последние буквы были закрыты воздушным шариком, так что нас вроде как патриотично призывали положить на немецкий автопром, а на второй вывеске эротично торчала сосиска в тесте с выведенным кетчупом текстом "Мы здесь!".
Филя сидел за отдельным столиком. Он был одет в коричневую потёртую, но опрятную рясу с серыми заплатами на локтях. Из-под рясы сиротливо торчали довольно чистые, но голые ноги. Рядом у стула стояла пара поношенных ботинок, зелёный линялый рюкзачок с надписью «Camel trophy» и гладкая белая палка, обмотанная вверху изолентой. Филя был высок, немного плешив и худощаво-угловат. Узкое лицо с довольно большим носом и небольшой аккуратной бородкой "а-ля мини-лопата" словно улыбалось чему-то своему, длинные худые руки, торчащие из немного коротких рукавов рясы, постоянно были в движении, словно он кого-то ждал и сильно нервничал. Перед ним на столе стояли два высоких стеклянных стакана, в один из которых он положил круглый пакетик с чаем ("прокладки", как он их называл), а второй стакан был пуст. Кипяток из него благополучно перекочевал в пенопластиковую коробочку с "Дошираком" и теперь Фил сосредоточенно-медитативно помешивал разваренную вермишель. На столике стояла написанная от руки сложенная домиком картонка "Сидеть – бесплатно, поговорить – 1000 руб." Вся эта картина была настолько диковато-ирреалистична, что я остановился, приоткрыв рот. Невозмутимость и какая-то отрешённая спокойность Фили просто завораживала – человек вне правил и времени, истинный странник, чья цель сам путь, кто сам – путь. Невероятно, но казалось, он статичен и постоянен в этом пёстром балагане окружающего переменчивого мира, как окаменевший фундамент старого здания, на котором возводятся все последующие новые сооружения, этакий невероятный базис старого нового мира, забавный в своей нелогичности и неуместности, но от этого ещё более влияющий на все происходящие сейчас события…