Графиня снова пристроилась с мушкетом. Выстрел. Промах!

Бросив бесполезное оружие, она постучала Степана по спине.

– Тормози!

– Не могу! – сквозь шум прокричал тот.

– Тогда режь упряжь! – решительно приказала Графиня. – Дальше пойдём пешком.

– Да как же это пешком-то? – изумился Степан. – Нас этот бес пешком догонит и схарчит, не поперхнувшись…

И тут до него дошло.

– Лошадей жалко, – протянул он, однако перечить не посмел.

Силач Степан лошадей любил даже больше, чем людей. Графиня, прожившая в этом новом жестоком мире уже четверть века, разделяла его взгляды. Но будет намного хуже, если кусач сожрёт сначала их со Степаном, а уж потом их лошадей. А так, может, на лошадей отвлечётся, и людям удастся уйти.

Степан безропотно подчинился самоубийственному приказу. Коляска полетела с дороги на повороте. Упряжь с парой лошадей умчалась дальше – Степан, будучи некогда конюхом, не всегда мозги включал. Но приказы своей Графини выполнял без рассуждений.

Не в силах прекратить преследование лошадей, кусач бросил многообещающий голодный взгляд на перевёрнутую коляску и помчался дальше. Графиня вооружилась на этот раз своим, сработанным по её руке арбалетом. Взвела, наложила на ложе стальной болт толщиной с её мизинец. Приклад прижала к плечу, выдохнула, и в серой тихой рассветной хмари прозвучал хлопок тетивы.

Болт по дуге проделал путь до спорового мешка и безошибочно нашёл уязвимое место на затылке заражённого. Тело кусача вытянулось последний раз и замерло, урчание оборвалось.

– Степан!

– Ась?

– Ты как, голубчик?

– Вашими молитвами, Графинюшка! – откликнулся бывший конюх, выбираясь из кустов на обочине. – Может, зря мы лошадок-то отпустили? Скажите слово только, я-то вмиг их поймаю.

– Нет, голубчик, не надо. Дальше лесом пойдём. Лошадки нам с тобой только мешать будут.

– Ох… – простонал Степан, начав собирать пожитки из коляски. – И за какой такой надобностью-то вас, Графинюшка моя, понесло в энти края беззаконные? Люди тут злы, потому как православных тута не валиться, сплошь немчура, шведы да англичанцы. И когда от энтой публики русскому человеку было добро?

Графиня ничего не ответила. Прав Степан, прав, ничего хорошего от этих иностранцев ждать не приходится. Впрочем, даже и будь он неправ, Ольга Анваровна всё равно согласилась бы с ним – всё же родной человек, хорошо, что он тоже оказался тогда иммунным. И вдвойне хорошо, что крёстный первым нашёл именно его, а то б чудовище, в которое превратилась Ефросинья, точно бы загрызло несчастного конюха. А теперь хоть есть с кем деньки коротать – крёстный появляется редко, да всё по делу, а со Степаном и поболтать можно, и на охоту за заражёнными сходить. Да и свой он, русский, православный, что тоже многое вообще-то значит.

Зорко оглядев окрестности в поисках опасностей и не обнаружив таковых, Графиня закинула арбалет за спину и пошла к кусачу, обнажая кавказский кинжал. Споровый мешок после вскрытия расстроил – добычи в нём было немного. Но и то неплохо, будет из чего намешать микстуру.

По лесам они бродили две недели и окончательно заблудились. Бывшего слугу, а ныне преданного напарника Графиня всё-таки потеряла. Причём так глупо, что никак не могла простить себе его смерть.

Семёна заломал заражённый медведь. Самый обыкновенный, ещё только-только обратившийся. Конюх, чтоб защитить Графиню, вышел против него с рогатиной, но монстру хватило всего лишь одного удара, чтоб упокоить противника. Ольга Анваровна отбилась – за пятнадцать лет в этом мире она заимела много крайне неприятных для заражённых сюрпризов. Но вот Степана спасти уже не смогла. Если бы в нём оставалась хотя бы малая искорка жизни, она бы её раздула – она это умела. Но удар лапой оторвал бедняге голову, и жизнь покинула Степана практически мгновенно.