– Восможно, – ответил я, но эффект из-за выбитых и переломанных зубов вышел не тем, на который я рассчитывал. – Восмошно, и нет. Сависит от того, што и как ты ответишь на мои вопросы.

– Какой мне смысл отвечать, если так и так кокнешь?

– Умереть мошно тоше по-расному, – спокойно ответил я. – Мошно – от пули в голову, а можшно – подвешенным са руки, пошираемым пустышами.

Я секунд двадцать холодно и пристально изучал пленника, а затем добавил:

– А мошно не умирать, а попробовать дойти туда, откуда пришёл…

Мужик поморщился от недомогания, а я глотнул из его фляги живуна и почувствовал, что боль есть, но такая… Скорее, не боль, а неприятные ощущения, хотя прикладом в лицо я тоже получил от противника.

– Ты отпустишь меня? – в голосе связанного бородача проскользнула едва уловимая надежда.

Вот оно. Мостик между нами – его желание жить.

– Откуда ты?

– Пошёл ты!..

Мужик для убедительности попытался плюнуть в мою сторону, но харча напополам с кровью повисла на его же бороде. Нет, так дело не пойдёт. Я взял тесак, подошел к пленнику и быстрым движением отрезал ему ухо. Когда тот проорался, я снова задал вопрос:

– Следующей отрублю тебе ступню на ноге, если мне не понравится ответ. Посмотрим, как ты без неё поковыляешь назад. Ты откуда?

– Я… Я…

– Головка от часов «Заря», – перебил я раненого, снова вставая со скрипучего стула.

– Я из Приморского…

– Что это – Приморский? – уточнил я.

– Стаб, крупный стаб.

– Где он находится?

– Больше трёхсот километров на северо-запад…

– Что ты так далеко делаешь от стаба?

– Я трейсер…

– Кто?

– Тут так называют охотников на заражённых и…

Он колебался несколько десятков секунд, и мне надоело. Я подхватил ржавый топор и подался вперед, стул опять устрашающе заскрипел.

– Левая или правая? – поинтересовался я.

– Что?

– Какая ступня тебе менее дорога?

– Стой! Стой! Стой… Да стой же ты! Я простой трейсер! Валю заражённых за спораны!

– Сарашённых и… ?

– И атомитов, – сказал он упавшим голосом.

Ну вот мы и подошли к самому важному.

– Так ты назвал меня, когда думал, что я мёртв. Кто такие атомиты?

– Обычно так называют иммунных, мутировавших под действием радиации…

Мужик запнулся, а я сел и откинулся на спинку стула, чтобы не висеть над ним с топором и не нервировать.

– Каким образом мутировавших? – спросил я, с трудом сохраняя беспристрастное выражение лица.

Что такое мутации, я помнил. В школе показывали картинки мушек. На их примере объяснялось, что мутации редко кому-то идут на пользу. Настолько редко, что можно процентом успешных мутаций пренебречь как стремящимся к бесконечно малым величинам.

– По-разному бывает, но в основном они деградируют башкой. Теряют человеческий облик, но это не так важно для многих. Я знаю нескольких торговцев, которые ведут дела с нормальными атомитами. Среди иммунных есть квазы, они тоже на лицо ужасные, но внутри нормальные. Почти как люди. У атомитов часто облик может почти не измениться, но внутренне вы перерождаетесь.

– Поясни…

– Атомиты становятся как звери в человеческом обличье или как недоразвитые. Света начинают бояться в большинстве своём, из-за этого одеваются во всё чёрное и желательно с капюшоном. Лица закрывают.

– Насколько сильно проседают когнитивные способности?

– Когни… Чего? – мужик выпучился на меня единственным здоровым глазом.

– Насколько сильно глупеют атомиты?

– А… Вон ты о чём… Очень по-разному, но, как правило, у них башка сильно течёт. Некоторые напоминают заражённых, только атомиты слабее. Другие способны освоить дубину, копьё, пращу, лук или арбалет. Самые умники могут с огнестрельным оружием обращаться, граниками и всяким разным. Из-за потери памяти дерутся прямолинейно, но компенсируют это живучестью, невосприимчивостью к боли и звериной жестокостью. Пощады от них ждать не приходится, но и сами они о ней не просят…