VI

В первое мгновение мне показалось, что это дежа-вю. Волкодлаки, что загоняли фуру, десятка два, не меньше, в том же охотничьем строю. Они не двигались, и я как-то сразу понял – это не галлюцинация, это реальность. Стало немыслимо страшно. Всего-то чуть-чуть мы не дошли до защищенного места. Вот он, Горсткин мост. Подхалюзин набычился, сделал шаг вперед и зарычал. Его бессловесный посыл вывел меня из ступора.

– Господа! – обратился я к нелюдям. – Мы оба представители самой гуманной в мире профессии, мы врачи! Иногда мы оказываем помощь вашим товарищам, а однажды, возможно, спасли жизнь кого-то из вас, – я очень старался быть убедительным.

Статичное изображение превратилось в фильм и события понеслись с невероятной скоростью. Волкодлаки бросились на нас. Подхалюзин мгновенно присел на корточки. Недоуменно отметил я нелепость его движения, но Подхалюзин уже успел «вертушкой» сбить на землю одного из нападавших. Что он творил! Он «катал бешеного кабана» или, другими словами, плясал боевой гопак! Его необъятное тело перемещалось легко и стремительно, удары, наносимые ногами и левой рукой, были тяжелы и неотразимы. А правую руку он держал над головой… Подхалюзин походил на снегоуборочного Индрик-зверя. Мне он определенно нравился, а вот волкодлакам, похоже, что нет. Они бросались на него, как собаки на медведя гризли, в тот же миг разлетались в стороны и опять бросались.

Моя медитация была прервана огромным нелюдем, устремившимся ко мне слева. Я ударил его ногой в рыло и заметил другого. Длинным кувырком ушел от столкновения с бросившимся мне в ноги врагом. Приземлился, как учили, на корточки и пальцами руки ощутил листья! Кленовые, с резными краями они устилали всю поверхность сквера, где происходила схватка.

В молодости я проходил двухлетнее обучение в школе боевых искусств «Морской шиповник», что расположена на Сахалине в городе Маока. Тяжелые, многочасовые тренировки и жестокость боевых столкновений способствовали сплочению учеников в братство. Со многими ребятами из этой школы у меня установились приятельские отношения. Среди равных выделялся небольшого роста парень из старинной японской семьи. Мы подружились, он познакомил меня со своим отцом, который и научил меня некоторым секретам нидзютцу. Именно этому славному цеху более пятисот лет принадлежала семья моего друга. Его предки топили монгольские корабли у Окинавы, во времена первого сегуната его пращуры резали самураев, в эпоху изоляционизма – шпионили, после реставрации охраняли жизнь и покой Императора.

– Листья, Александр, это не мертвая трава, это наши смертоносные друзья. Прикоснись к ним рукой и скажи Слово! – старый японец бесстрастно смотрел на меня, и в глазах его улыбалась вечность.

Пальцами обеих рук я чувствовал, что опавшие листья обретают прочность металла. Десятки, сотни звездочек-сюрикенов лежали передо мной! Волкодлаки увидели, как на поляне зародился сверкающий смерч, и, набрав силу, устремился на них! Вихрь из золотистых листьев-сюрикенов, сметающий всех на своем пути, обрушился на врагов. Помня клятву врача, я стремился по возможности избежать убийства и целил в конечности. Враги выли и падали, падали и выли, однако удержать их на расстоянии я не смог. Меня обучали различным ката и тайлу, но выполнение любого из них требовало трезвости ума и тренированности тела. После выпитого коньяка мне больше подошел бы «пьяный стиль», а ему я не был обучен. Ох, и плохо мне пришлось! Зубы, когти, лапы, руки – все перемешалось. Я бил и меня били. Меня кусали, и я кусал что-то мягкое и невозможно волосатое. Плохо было дело, а было бы еще хуже, если бы враги внезапно не остановились.