Мне с детства снился сон:

Длинный, полутемный, сырой, изгибающийся тоннель. Я бреду по нему в поисках выхода. Мне навстречу начинает дуть ветер. Я пытаюсь ускориться и бежать, а поток воздуха все сильнее и жарче. Виден свет где-то далеко, а сил преодолеть поток нет, я гребу руками и вот уже, и вода прет навстречу…

Я думаю, мне снился путь к цели. Сон прекратился после первого похода на Онегу на «микрике», но об этом дальше.

Глава 3. Первый крейсерский поход

Мы говорим не штормы, а шторма,

Ветра, не ветры сводят нас с ума,

Из палуб выкорчевывая мачты,

Мы на приметы наложили вето,

Мы чтим чутье компасов и носов…

Владимир Высоцкий

До этого момента я много чего в Жизни повидал и испытал на собственной шкуре. Мне даже удалось пережить клиническую смерть. Я хоть и беспокоился о предстоящем походе на Онегу, но никак не думал, что он подарит мне самые яркие на тот момент впечатления и переживания в моей жизни. Потом было много крейсерских походов и перегонов яхт и в России, и в Европе, по морям и океанам, но этот поход и этот шторм были самыми первыми. Они застряли у меня в мозгу, и не рассказать о них просто нельзя.


Заниматься лодкой у себя на даче и удобней и приятней


Из воспоминаний о парусных походах

…Дело было где-то на Волге после Калязина, мы тогда на Онегу 3-мя лодками шли. На 2-й день похода решили вечером устроить «отвальную», посидеть после ужина у костра, познакомиться, попить чай с водочкой, кто мог себе позволить, послушать гитару и попеть наши походные песни – как без них. Главный по хозчасти от каждой яхты тащил с собой на берег рюкзак, в котором было все для посидеть, попить, закусить и всяко разно. Пока я гулял с моим пуделем Эдди, все для «праздника души» было готово: на костре на палочках дымились сосиски, рядом стоял котелок и в нем уже был заварен чай; на траве расстелен брезент и на нем накрыт стол к чаю и к выпить и закусить. Все подтянулись, и Командор начал нас друг другу официально представлять со всеми званиями и регалиями – мы знакомились основательно, а до этого это было так – привет, пока и всё. Когда песни стали переходить в философию отношений, мы с Эдди (еще я звал его Масик) покинули веселую компанию, поднялись на яхту и устроились ко сну. Наш матрос обещал быть через полчасика…

Когда совсем стемнело, меня разбудил стук в борт. То была Василиса – матрос с яхты командора флотилии. Она поведала мне, что мой матрос лежит в воде. Я спросил:

– А куда головой лежит, к яхте?

– К яхте – ответила Василиса.


Вот они мои бравые матросы Эдди и Кок-Володя


И тогда мы, в соответствии с правилами Российского флота, пошли забирать матроса. Тащили по воде, так было легче, заодно и песок смыли. С большим трудом – тяжёлый, гад, и длинный, перекинули тело через борт в кокпит яхты и разошлись спать. На утро матрос, разбуженный пинком в зад, когда я пошел на прогулку с собакой, виновато произнес: «Капитан, я виноват, искуплю кровью». Когда мы с Эдди вернулись, стол был накрыт, но ни чая, ни каши не было. Володя виновато признался: «Я не смог плиту разжечь». Напомню, у меня на яхте была установлена спиртовая плита фирмы «Электролюкс», в которую заливался спирт, вы не ослышались – питьевой спирт, о чем матрос не знал. Заправка плиты составляла 1 л спирта дней на 3—5, смотря как пользоваться плитой. Я вручил матросу литровую бутылку спирта, поднял горелку и указал, куда заливать спирт. Вид у Володи после вчерашней отвальной был не очень. Он мужественно открыл и нюхнул из бутылки:

– Что, вот этот спирт лить сюда в плиту?

– Да, сюда в плиту.

Володя за два приема отлил из бутылки 200—300 г спирта и стал коситься на меня. Я взял у него из рук бутылку, плеснул грамм 50 в его кружку, стоящую на столе, а остальное вылил в испаритель плиты, при полном неодобрении матроса. Пока варилась каша, матрос «поправился», повеселел и стал бурчать свою любимую песенку «сердце красавицы склонно к измене». В этот момент проснулся наш говорящий попугай, перепрыгнул из глубины каюты, из форпика, на край стола ближе к завтраку и прокричал скрипучим пиратским голосом: «Отдай якорь, козлище! Нажрался, сука, утопил скарб». Володя от растерянности открыл рот, пытался вскочить, попал головой в подволок, сел и произнес: «Я не брал якорь»…