На Скилуре был кожаный ремень с золотыми пластинками и бронзовыми пряжками с фигуркой зверя и головами уточек. К этим пряжкам Скилур сам перед боем прикреплял кинжал, походную чашу, колчан для стрел. Князья переглянулись, ослепленные блеском большой золотой пластины, появление древнего символа означало, что царь будет передавать власть. Позлащенный колчан прошел сквозь время, и теперь послужит сыну царя – Палаку. Царь вытащил меч из красных ножен, направил клинок в сторону запада и стоял так перед дружином. Как же любил Скилур всех своих воинов и уважал каждого в отдельности, зная каждую походную судьбу до мельчайших подробностей. Скоро он поведет преданную рать в бой, сам будет сражаться на самых опасных и трагических участках, чтобы объединить все города Тавриды в одном государстве. Успеет ли Скилур?

После осмотра войска царь с князьями собрались на совещание в походном шатре. Если выразить современным языком суть их совета, они обсуждали не только тактическую триаду с ее неразрывным единством и взаимосвязью типа вооружения, приемов его применения, тактики боевого использования нужным образом вооруженных формирований.

– Все ли знают причину, по которой идем на Херсонес? – Скилура интересовало все, что касалось военной жизни простых скифов.

– Все, – отозвались князья хором.

– Устремления наши ясны? Самостоятельно вести торговлю зерном, – напомнил царь. – Вернуть древние скифские земли! Освободить из долгового рабства скифов. Вызволить братьев из плена.

– Все ясно! Понятно всем воинам. Знаем, – хором отвечали князья.

– Народ разумеет, что выиграют в случае победы все, – подтвердил Макент; багровым рубцом в свете факелов выступал через всю левую половину его лица рубленый шрам, полученный в сражении с сарматами.

– Недовольных много в полисе, – сказал Дуланак, – и не только скифов, но и простых греков.

– Если нас поддержат бедняки Херсонеса, легко справимся с врагом, – заявил Палак. – Рабы Херсонеса могут восстать!

– О! Это будет удачей, – вдохновенно сказал царь.

– Задавлены, забиты рабы и безоружны, не помощники они нам. Да, и мечей у них нет, – вздохнул Макент.

– Сами справимся, – убежденно произнес Палак.

– Не забывай, Палак, что Херсонес основан выходцами из Гераклеи Понтийской и острова Делос, – заметил Дуланак.

– Не помешает ли нам понтийский царь? – задумался Макент. – Что, если отвлекшись от римских дел, Митридат обратит свой взор на север? И вышлет помощь полису?

– Нет, не должен. У Митридата разгорается соперничество с Римом, он не станет заступаться за строптивый город, всегда недовольный, если дело доходит до равноправной торговли, – в голосе Палака слышались интонации, будто он сам не совсем уверен в своих словах.

– Чуть что, Херсонес начинает кричать на весь мир об ограничении прав его свободных граждан, – подхватил мысль Дуланак.

– Свободные скифы показали, что могут постоять за свои земли. Прекратить греческий натиск в Западной Тавриде!

– Проклятый город должен сдаться!

– Не лучше ли Херсонес оставить грекам? Осада в этот раз ни к чему не приведет, – мнения князей отличались; возник спор.

– Правда на нашей стороне, – скифский царь загадочно улыбнулся, потом нахмурился; он думал о том, что осада Херсонеса может осложнить нестойкое равновесие.

– Если вмешается Понт, сколоты опять будут втянуты в кровопролитие, – заявил Дуланак.

– Не легкой будет победа. А как нужна! – царь понимал, что разногласий между ними сейчас быть не должно, нужен единый порыв.

– Пусть скифские товары беспрепятственно ходят из наших бухт, – царя поддержал Палак; он перечислил много городов, связи с которыми у скифов были прерваны в последние годы, – в порты Афин, Синопы, Тиры, Амастрии, Коринфа, Родоса…