– Никто не запретит тебе навещать родной город и отца. Такая преданность своей земле не может не вызывать восхищения, – обратился он к энарею, затем к царевне.

– Не только наши степи и горы удерживают меня, но и люди, – ответила она.

Гераклид дивился поведению и словам юной девы. – «Не занято ли ее юное сердце? Надо бы узнать, не стоит ли у меня на пути какой-нибудь юный скифский князек», – рассуждал он про себя.

– Ты привязана к своему отцу, это похвально, и говорит о твоем добром сердце, – произнес Гераклид с восхищением, и с вопросом в глазах он уставился на Ахемена.

Энарей сделал вид, что ничего не понял.

Мимоходом боспорит заглядывал в зеркало из отполированного металла, что висело в обрамлении раскидистых оленьих рогов, и поправлял прическу, только девушка поворачивалась к нему боком, а когда знатный боспорит отваживался на очередную речь, оказывалось, что она стоит к нему спиной. И Гераклид молчал, не решался; затем сделал загадочный знак энарею и отвел его в сторону. Он так умоляюще смотрел на энарея!

– Гераклид хочет сделать тебе подарок, – сказал Ахемен, протягивая царевне шелковый платок, покрывающий шкатулку.

Да, что там подарок! Чего бы только не сделал боспорит для зарождения настоящей страсти у юной скифянки!

– Я на все готов ради прекрасной Сенамотис! – гость учтиво поклонился царевне.

Она подняла тонкие руки, чтобы взять и взглянуть на дар (ах, это женское любопытство), но зазвенели браслеты, подаренные ей Ксерксом. Энарей вовремя оценил чувства девушки, от воспоминаний, вызванных золотой мелодией. И чтобы не отклонять искренний подарок боспорита, он одной рукой схватил за кисть родственницу, а другой – перехватил дорогую шкатулку. Проделав все это с завидной быстротой для своего грузного тела, Ахемен поклонился Гераклиду со словами благодарности и мелкими шажками проследовал к окну. Он оставил сокровище на подставке рядом со статуей Аргимпасе. Теперь подарок мог быть расценен как подношение богине, и не подлежал возврату, хотя это ни к чему и не обязывало Сенамотис.

Пользуясь правами гостя, Гераклид просил разрешения осмотреть кручи неприступного Неаполиса, и чтобы Ахемен вместе с царевной сопровождали его к скалам, с которых открывался незабываемый вид на окресности города.

– Я слышал, что с царской наскальной площадки открывается вся Таврика, – и, чтобы польстить скифам, добавил. – Возможно, оттуда я увижу и свой Пантикапей.

Нет, не узреть ему Боспорское царство со скифских скал, но идти рядом с юной красавицей, впитывать блеск прекрасных глаз, дышать с ней одним воздухом, иметь возможность обмолвиться тихим словом. Вот она реальность мечты Гераклида!

Да, влюбленные скалы имели власть не над одним человеческим сердцем!

Царевна и боспорит шли рядом, энарей со свитой следовали на достаточном расстоянии сзади, чтобы не мешать их разговору. Сердце Гераклида прочитало тревогу царевны, он желал успоить ее:

– Знаю, о чем ты думаешь. Твой брат жив! Он в безопасности, мои стражи охраняют его, а слуги заботятся о нем, чтобы Киран ни в чем не нуждался.

– Ах! Благодарю тебя, справедливый муж! – от его заявления Сенамотис вздрогнула и покраснела. – Мой брат смел и честен, и никогда его рука необдуманно не бралась за меч. Уверена, исключительные обстоятельства подтолкнули его к поспешному решению – нанести рану противнику. Прости Кирана! Как зовут твоего родственника? Я буду молиться скифским и греческим богам о его скорейшем выздоровлении. Боги помогут!

– Любая просьба прекрасной царевны не останется безответной в моей душе! Мы будем возносить молитвы вместе о здравии Левкона. Поверь мне! Ты будешь госпожой не только моего дома, ты – уже владычица моего сердца.